За девятнадцать лет Марта только пять раз нарушает данное брату слово.
Марта считает: один - это овсянка;
Хайнер дотрагивается до ее предплечья: «для того, чтобы вырасти сильной, ты должна хорошо есть». Марта улыбается и обещает ему, что съест все до последней ложки, но после получасового размазывания каши по дну тарелки не выдерживает и заставляет ее исчезнуть.
Хайнер восхищается первым проявлением волшебства - Марта глотает слезы и щиплет себя под столом: брат разлюбит ее, потому что без овсянки она никогда не вырастет сильной.
Марта считает: один - это овсянка.
Марта замазывает ею небо (осень выдалась омерзительная): если Хайнер не заметит, как пропустил восход, то следующий день ни за что не наступит. Она оттягивает его всеми силами - выстригает из глаз сон, фиксирует свое тело голодом в каждой секунде, - но справиться с ним не может. Если бы Марта была сильнее, то смогла бы победить солнце, принести его Хайнеру в одной из ловушек для снов, но солнце только глумится над ней, лукаво подглядывая из-под серых комьев выжженными глазницами.
Вильгельмина оказывается гораздо сильнее: одно ее упоминание заполняет дом брата до последнего уголка. Раньше Марта могла чувствовать себя здесь нужной: теперь она просто занимает чужое место, которое совсем скоро придется освободить.
Марта ждет, надеясь, что если закроет глаза, то сможет вернуть все обратно, и Вильгельмина навсегда останется лишь тревожным школьным воспоминанием. Если замазать овсянкой небо, то никто не заметит, что солнце украл черный дрозд, а оставшийся на его месте провал заполнили тараканы.
Она прижимает к лицу ладони и темнота, проливающаяся из-под век, поднимается до самого потолка. После того, как Хайнер приведет Вильгельмину, Марте должна будет в ней утонуть.
Марта считает: два - это слезы;
Хайнер дотрагивается до ее подбородка, вынуждая поднять глаза: «ты не должна плакать из-за таких глупостей». Марта улыбается (через дрожь, ведь он сердится) и обещает, что больше не будет. Как она сможет помогать Хайнеру после школы, если будет расстраиваться из-за каждой трудности? Брат никогда не плачет, а значит, не имеет права и Марта.
Хайнер уходит, забыв приготовленное для нее объятие - она не засыпает до утра, пытаясь не расплескать наполнившие веки слезы.
Марта считает: два - это слезы.
Марта мучительно стискивает бедрами занемевшую руку, представляя, как прикосновение Вильгельмины залегает жаром под его кожей (дальше, чем она когда либо-сможет пойти, дальше, чем Хайнер сможет ее допустить).
Марта не до конца понимает, почему она не может выполнять за Вильгельмину все, что нужно. Не знает, какая из ее ошибок стала критической, а значит, наказать себя нужно за каждую. Еще не поздно исправить все: нужно раскаяться и искупить вину, доказать, что она способна на большее. Заменить тренировками сон, добиться прогресса, прыгнуть выше, чем брат ее просит.
Вильгельмина ни за что не заменит ее.
Марта готова отрезать от неба кусочки и приносить его в жертву Хайнеру, Гриндевальду, магической революции. Марта готова отрезать кусочки от рук, чтобы кормить ими тех зверей, что брат иногда осторожно приводит домой (они смотрят так, словно мыши когда-то выели им глаза).
Хайнер ничего не говорит, но Марта знает: этого недостаточно. Она наказывает себя за каждую из ошибок, но это уже не имеет смысла: она сама ошибка и становится лишней. Вильгельмина исправляет ее - за это следовало бы поблагодарить.
Марта зашторивает окна, запирает намертво дверь собственной комнаты, надеясь спрятаться от упоминаний невесты и признаков утра: пока они не нашли ее, ничего не потеряно. Она еще может дотрагиваться до руки брата и засыпать в его комнате после ночного дежурства.
Марта считает: три - это отец;
Хайнер обнимает ее и его ладонь тонет между лопатками: «я не хотел бы видеть в тебе ее или его». Марта улыбается: она - это Хайнер, ничему другому больше просто не остается места. Поэтому когда брат находит сложенного для нее отцом дракона и рвет его на кусочки, она отдает его без колебаний.
Марта считает: три - это отец.
Марта рассматривает свое лицо в зеркало и бьет себя по щеке всякий раз, когда находит напоминающие его черты: если их нельзя исправить, то можно попробовать выжечь и вырезать.
Впрочем, когда приходит Вильгельмина, в этом больше нет никакой нужды: Марта только ухмыляется, стремясь как можно сильнее их подчеркнуть.
Отец никогда не умел держать равновесие. Марта держит равновесие только благодаря брата. Стоит ей только отпустить брата и между их с отцом темнотой не будет никакой разницы.
- ...ты же не думаешь, что я... - смех удается унять лишь благодаря судороге. - Я не останусь с ней, - Марта не пропускает ни одной паузы, не позволяя себе очнуться и передумать. - Ни за что.
Она до последнего верит, что сможет появиться на свадьбе и уйти тихо. Так, чтобы Хайнеру не пришлось сталкиваться со своими желаниями. Задача Марты - максимально безболезненно их исполнить, но на не справляется. Опять не справляется.
Марта - ошибка. (Нет)
Марта - ошибка, исправлять которую приходится другим. (Пожалуйста)
Марта бьет себя перед зеркалом до тех пор, пока не начинает смеяться.
- Была рада увидеть вас перед тем, как... - она осекается и проваливается в черноту испуга, ускользнув от прикосновения Хайнера: оно бы навсегда лишило Марту последней воли.
Марта считает: четыре - это трактир.
Хайнер дотрагивается до ее щеки: «тебе незачем туда ходить». Марта улыбается, чувствуя себя слегка удивленной: зачем ей трактиры, пабы и кабаки, если она не сможет найти там брата?
Марта считает: четыре - это трактир.
Стены прохудившейся от хмельной суеты комнаты в «Вальпургиевой ночи» доверху заполнены его именем. Марта не помнит, сколько времени проходит, прежде чем она на ощупь находит себя в расползающейся черноте его отсутствия. Марта не помнит, как проваливается в ловушку, сплетенную из множества липких улыбок и нетрезвых рук.
Марта прокусывает свой всхлип - он проливается в рот всплесками смеха и глотками предложенной ей медовухи. Марта сперва порывается отказываться - брат не выносит, когда, - но осекается, прервав себя смехом.
Ее новый знакомый рад, что встретил такую веселую фройляйн. Его прикосновение липнет к ее кисти, но Марту передергивает от отвращения: ее не касается никто, кроме брата.
Она осекается и встает, резко вырываясь из его удушливой тени.
Марта считает: пять -
- Зачем ты здесь? Я не (могу) хочу тебя видеть.
Марта улыбается и отступает на шаг, избегая прямого взгляда.
- Я не вернусь.
