Был холодный ясный январский день, и часы пробили тринадцать. Стоя перед стеклянной дверью дома «N», Хайнер Крамер цеплялся взглядом за выступ карниза. Нос онемел от мороза, облачка выдыхаемого пара искажали зримое. В кармане пряталась крепко сжатая рукой палочка.
Хайнер затаил дыхание.
Искомые окна ничем не выдавали дремлющего по ту сторону безумия.
Закрадывались мысли о бессмысленности вояжа: наружность твердила, что все по-старому.
Он вошел.
Лес Grunewald был тих и безмятежен. Иногда раздавалось осторожное «ш-ш-шу»: это сосны отрясали снежные комья со своих подолов. Несчастные, они еще не знали, что совсем скоро магловская жажда уничтожения пожнет здешнее великолепие, и только через годы на месте погибших сосен восстанут буки, каштаны и березы.
Хайнер пересекал пустынный берег и разглядывал тоску зимних сумерек через зеркало скованного льдом Teufelssee.
Неторопливым шагом он достиг старой заржавленной пряжки, с виду вросшей в древесный корень. Хайнер огляделся: снег и безмолвие, изредка нарушавшееся обитателями окрестных вилл. Никого вокруг. Он быстро коснулся латунной поверхности, и знакомое чувство подхватившего за ребра крюка выбило почву из-под ног. Мир принялся стремительно вращаться и в несколько оборотов размазался до полного безобразия.
Крамер обнаружил себя рядом с мусорным баком, откуда с визгом выскочила черная кошка. Вслед за визгом кошки возник непередаваемо жуткий гул большого, переполненного маглами города. Грохот, гомон и окрики людей, пронзительные гудки ав-то-мо-би-лей, скрежет, натужное жужжание проводов и сотни других разновидностей слухового ада гремели под сводом сделанного в Германии черепа.
Хайнер скривился от запаха немытого мегаполиса, торопливо провел палочкой у лица и огляделся по сторонам. Канализация окуривала проулок струйками пара, стены домов уносились ввысь, туда, где верхушки небоскребов чесали распростертое над ними бело-голубое брюхо.
Хотя теперь у Хайнера и были не свои черты, он все-таки взялся бродить по улицам, бессистемно трансгрессируя из района в район и сбивая хвосты собственных подозрений. Нью-Йорк собирался кривым паззлом выхваченных между трансгрессиями картин и ощущений.
Краснокирпичные дома с мутными стеклами. Недобритый старик с дырявой кепкой и толстой газетой в кармане пиджака; уголки у газеты загнутые и желтые, как прокуренные пальцы. Стиснутый бетонными исполинами зернисто-черный собор с готическим шпилем. Тротуар с морем разноязычных вывесок над ним, а еще выше – решетчатой стеной пожарных лестниц и площадок. Ревущее красное нечто с громадным коробом за спиной, на колесах и с белой на красном надписью «Budweiser». Карминные шторы, выпущенные каким-то смельчаком из окон девятого этажа. Флаги, скрипящие над проспектом. Очень красные грузовики с добродушными мордами, их желто-синие сестры с гребешками «Taxi». Белые пятна солнца, горящие в наглаженных боках проезжих гуделок. Замусоренная разноцветными вывесками и афишами улица с укрытым монолитной толпой тротуаром. Умерший в снегу под бордюром перекати-мусор. Неожиданные валы аквилонов, поджидающие за поворотом и сшибающие с ног. Присыпанные ослепительной пудрой бугры ав-то-мо-би-лей. Хищное «скр-скр-скр» снега под сапогами.
Когда до места назначения оставался квартал, Хайнера тронуло чуть заметное дуновение магии. Он прочувствовал ее близость острее, чем близость нагой женщины. Прикосновение защитных заклинаний было мирным и теплым – часть из них признала в Хайнере друга, часть – хозяина. Они выкрашивали кусок Нового Амстердама краской родины, хотя созданы были обманывать и отводить глаза. Они были приветливы – Хайнер прошел сквозь барьеры, как сквозь мягкую нагретую мембрану. Он знал перечень защитных чар наперечет, ведь когда-то сам помогал накладывать их. Встреча с ними на миг усыпила бдительность иллюзией защищенности. Хайнер обнаружил, что заклинаний не прибавилось. По крайней мере, ни одно из них не обратили против него. Он преодолел последний рубеж, пройдя входной проем квартиры Эбигейл. Квартиры Марты.
Проем сытно свел челюсти.
В квартире пахло изменениями. Он узнал их в чуть заметном дрейфе предметов, выставленных над камином, в перестановке каких-то фигурок и обиходных вещиц, в сущих мелочах. Несколько часов он провел в комнате обезумленной девушки, у которой не осталось даже имени. Несколько минут потратил в спальне девушки, чье имя еще предстояло выяснить. Раньше она всегда звалась Мартой. Какое имя она выберет теперь?
Перед ее приходом Хайнер возвратил свое лицо, зажег камин (трещащие поленья создают инквизиторский уют), уселся на диван и выложил на столик перед собой палочку. Он даже снял перчатки.
- Bonsoir, Марта. Ты же скучала по мне?
Объятья вышли неуклюжими. Холодная ладонь брата примерзла к затылку сестры.
Отредактировано Heiner Kramer (2017-01-12 21:13:09)
