Ради общего блага, ради Гриндевальда, ради закона и порядка, ради справедливости и отмщения — мы вступаем в эту войну. Война становится нашим новым миром: заброшенным, разгневанным, тонущим в страхе и крике. Война не закончится, пока мы живы.

DIE BLENDUNG

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DIE BLENDUNG » отсроченное время » diaphane (ending)


diaphane (ending)

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

https://i.imgur.com/hNSIfKn.jpg https://i.imgur.com/npZwPmf.jpg

Роланд подложил бы в фундамент горящие поленья и заключил договор с южным засушливым ветром. Роланд сжёг бы дом вместе с Эйденом, школьными годами, подаренным пером и сломанной рукой. Роланд подпалил бы краешек воспоминаний, раздул угли и подбросил в остекленевшие глаза старого друга, но говорит лишь здравствуй

aeden daireann & roland gillespie x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x

может это вовсе не на тебя он смотрит а на своё отражение в твоих стеклянных глазах положишь руки на стол прикроешь глаза и почувствуешь как приближаются ночи когда тебя коснётся ветер и скажет в этом спившемся городе ты единственное дитя чьё лицо чисто и прозрачно как стекло

https://i.imgur.com/M4C06yX.jpg https://i.imgur.com/M6zr7Fl.jpg

x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x x august 1943, louisiana

+5

2

Труднее всего, подводя черту под этим злосчастным днем, определить, что стало последней каплей. Сначала закончился кофе. Стрелки часов как раз застыли где-то между четверкой и пятеркой, и спросонья Эйден подумал, что у надрывно визжащего будильника вспорото брюхо и из через шестеренки часового механизма к циферблату в такт каждой отмеренной секунде проталкивается липкая черная масса. Ноздри царапнула знакомая с детства сладковатая вонь, и маг проснулся разом, не столько от света загнанного в предрассветные тучи солнца, сколько от отвращения. Меласса стала для отца очередным подарком Штатов — провалиться бы тому старому каджуну, который, с прищуром поглядев на тщетные попытки Дэйреанна-старшего выманить из-под коряги какую-то рыбину, бросил через плечо, что де будь здесь у них черная патока, и мучиться бы не пришлось. С тех пор отец уж слишком увлекся этой дрянью и начал чуть ли не с ног до головы ею обмазываться, пытаясь привлечь то одну тварь, то другую. И все бы ничего, пусть его, да только за неимением то ли более подходящей кандидатуры, то ли ассистента, честь сопровождать родителя на всех болотных экспедициях выпала маленькому Эйдену. В поездках мальчик узнал многое из того, что позже обеспечило ему идеальные оценки по уходу за магическими существами, но если бы выбирать: эти выстраданные, на пот и слезы выменянные знания, или возможность никогда не иметь дело с залитыми мелиссой волосами — думать пришлось бы меньше секунды.

Сначала закончился кофе. Допрос очередного правонарушителя (мистеру Галлегеру давеча исполнился двадцать один год, и, чтобы доказать свою молодецкую удаль, он решил украсть соседский табун коней. Может и удалось бы, не будь это кельпи и не подверни одна кобыла ногу в лихом прыжке через ограду. Не-маги списали истошное ржание и странное бурление местной речки на выпитое накануне пиво, но разобраться надо. Скорее всего, мистера Галлагера ждет штраф и пометка в личном деле, но не более того) назначен на восемь утра, сон вряд ли покажет свою кудлатую голову раньше ночи, а туман снаружи распластался по стеклам и кажется, что дом под водой. В спальне духота благодаря камину и заклинаниям, но остальные комнаты под завязку набиты сквозняками: нет смысла тратить что дрова, что магию на помещения, где бываешь раз, в лучшем случае — два в день. Дэйреанн привычным движением набрасывает на плечи шерстяной клечатый халат и, пытаясь выправить его так, чтобы впивался в кожу как можно меньше, думает, что его сейчас хоть для словарной статьи снимай: состоятельный аристократ (см. рис 1). Босые ноги также привычно моментально замерзают, стоит ступить на каменный пол коридора, и Эйден Дэйреанн, почтенный владелец поместья на берегу океана и единственный сын и наследник одной из самых уважаемых ирландских магических семей, трусцой бежит на кухню. Именно там выясняется, что кофе закончился, и, судя по всему, уже довольно давно — завтракать дома доводится не настолько часто, чтобы запоминать подобные мелочи. Дэйреанн испускает трагический вздох, достойный театральных подмосток: жаль, некому оценить глубину передачи страданий героя; и, выражая общую неудовлетворенность жизнью попытками на смерть заколоть столовой ложкой сваренную быстрым взмахом руки овсянку, садится читать пришедшие в его отсутствие письма. Его не было-то всего пару дней (из которых на сон пришлось едва ли четыре часа — в todessturm принято добиваться результатов несмотря ни на что, и не важно, что одна только министерская волокита растаптывает боевой дух получше иного акта устрашения), а писем — как будто отсутствовал год. От некоторых легко отделаться парой слов, какие-то отправляются прямиком в камин неоткрытыми, торжественной похоронной процессией чинно выплывая из дверей кухни, а какие-то… Эйден чертыхается и кусает губы, забывая и о ранке со внутренней стороны нижней (в todesturm, вопреки расхожему мнению, не только играют в шахматы. Иногда, как любил повторять его бывший напарник, надо и в морду дать), и о том, что ему больше не 13 и кричалка от матери уже далеко не самая серьезная проблема в жизни. Письмо, видимо окончательно исчерпав свой запас терпения, разворачивается с режущим уши звуком, и прокашливается. Голос матери, абсурдно спокойный в этом контексте, отдает костным мозгом прочувствованной усталостью. Содержание тоже не удивляет, в ушах свербит от множества вариаций на тему: «ты ведь обещал бывать у нас чаще» и «мы же семья», и «отец сам не свой от волнения». Эйден привычно переводит: «мы хотим тебя о чем-то попросить», «пора поделиться свежими сплетнями» и «я переживаю».
Дослушав, Дэйреанн и это письмо отправляет в камин, оставляет тарелку мыться самостоятельно, и с очередным надрывным вздохом идет собираться. С мистером Галлагером может разобраться и его помощник Эмерли, а вот мать разговорами о невероятной загруженности в министерстве не проведешь — по делам своей благотворительной организации она, положа руку на сердце, бывает там едва ли не чаще его самого.

В Новом Орлеане жара влажными лапами размыкает челюсти и забирается в глотку, сворачивается в клубок под гортанью, не дает дышать. После 16 градусов, 33 (о, прошу прощения, 91) отдаются в голове гулкой глухотой, черными точками встают перед глазами. Эта часть — когда тело мало помалу возвращает себе оглушенные использованием портала чувства, пытается адаптироваться к чужеродному воздуху, неожиданно другой погоде — всегда самая худшая. Эйден стоит несколько мгновений неподвижно, пытаясь нагнать ускакавшее вперед дыхание и проклиная тот день, когда убедил родителей, что использование летучего пороха в текущей ситуации слишком небезопасно. Коттедж расположен вроде бы еще в городе, а вроде бы уже на берегу озера Пончартрейн, и по личному мнению Эйдена, не стоит потраченных на него денег. В нем нет ни какой-то особой индивидуальности, ни благородного налета старины, ни интересной архитектурной задумки. Единственное (сомнительное) достоинство этого места — близость к берегу озера, запах которого после океанского прибоя кажется затхлым и перебродившим. Эйден подходит к калитке, борясь с тошнотой и пытаясь сконцентрироваться на защитных заклинаниях, опутывающих пыльный воздух незримой паутиной. Визиты сюда — всегда головная боль, всегда риск потерять контроль и потонуть в магии, призванной отвести глаз, избавить от нежеланного гостя. Стук дверь дается с трудом, гулом отзывается в висках, улыбка выходит кривая и больше похожая на оскал. Мать открывает дверь, ахает (где был ее материнский инстинкт, когда от него еще был бы толк — один из неразрешимых вопросов мироздания), касается прохладной рукой лба. Эйдену смутно думается, что вот оно, настоящее и и единственное чудо этих мест: способность жить на сковородке и иметь холодные ладони.

На десерт (мать настаивает) будет черничный пирог; отец с самого утра и до захода солнца рассказывает о своих последних исследованиях, не успевая выловить и выстроить слова во что-то, несущее в себе смысл; Эйден старается не думать о каплях пота, медленно сползающих за ворот рубашки — все как обычно, беспокоиться не о чем. Или было бы не о чем, не произнеси мать мимоходом и словно невзначай, с неловким смешком, как рассказывают глупую шутку: «Ты знаешь, милый, нам в последнее время кажется, что за домом следят». Эйден не был в Луизиане уже много месяцев, и будь его воля — не приезжал бы в США совсем, но эти слова превращают воздух в легких в гнилую могильную землю, в ту, что здесь на каждом углу может купить как волшебник, так и не-маг. Слова «как долго» вырываются из горла с глухим свистом, срывая голос на придушенный хрип. Эйден никогда не был особенно близок с родителями, но они — семья, у них одна кровь и долг друг перед другом, обязательства, традиции. Последнее, чего он хочет — это погубить их своей неосторожностью. Одинокая выковырянная из пирога ягода черники лежит горькой печатью на языке, отдает холодом. Если они уже здесь, если их много, отходные пути отцеплены, Джеффри мертв и на помощь придти некому, сбежать не удастся и живым не уйти, сделают козла отпущения, повесят все. Выдох. Вдох. «Мама, ты не могла бы заварить еще чая? Я пока проверю, что это вы тут себе напридумывали». Труднее всего, подводя черту под этим злосчастным днем, определить, что стало последней каплей. Сначала закончился кофе.

Отредактировано Aeden Daireann (2017-01-16 02:40:23)

+2


Вы здесь » DIE BLENDUNG » отсроченное время » diaphane (ending)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно