Ради общего блага, ради Гриндевальда, ради закона и порядка, ради справедливости и отмщения — мы вступаем в эту войну. Война становится нашим новым миром: заброшенным, разгневанным, тонущим в страхе и крике. Война не закончится, пока мы живы.

DIE BLENDUNG

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DIE BLENDUNG » отсроченное время » abandoned language


abandoned language

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

https://i.imgur.com/gwGRbgX.jpg
На вечер четверга (как и всегда) Гиллеспи ничего не планирует. Роланд ждёт Марту в выбранном за сутки до (как и всегда) маггловском баре, не обращая внимания на то, что неделей раньше она не явилась. В этот раз Марта придёт.
Martha Kramer & Roland Gillespie
at the bar (nov. 1943)
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Kept off balance as I harness raw talents
Said a million times prefer bullets to ballots
Kept off balance - ideas are valid.
Ideas are valid - They say I'd best whisper,

I say I'll keep a pen to pad and fingers on triggers.
Should I aim at own temple or several?
Can't figure.
It's hard to focus, perhaps our last opus.

+3

2

The blade that I had dreamed, efficient and quick
As it cut into my thigh, cleaning a gangrened
Wound infected to the bone
, seemed poised
Above my throat.

Помножить зелёный на красный - втереть в открытую рваную рану, смочить слюной (освежить цвет), влезть солёными от пота пальцами, всковырнуть - и получится оттенок влажной земли, захваченной в жадную пригоршню. Цвет дерьма, сложенного из непростительных: одно для чужой смерти, другое для собственного наказания.
Роланд впервые испробовал Аваду на сонных насекомых, лениво ползающих в тёплом углу (второй этаж особняка, невостребованные двери). Он хотел бы сказать, что это непростительно и бессмысленно, но это не так. Не хотел бы.
Роланд впервые испробовал Круциатус на себе, ожесточённо ползающем по ледяному полу (приливающая к мозгу боль, собственная квартира). Он хотел бы сказать, что это непростительно и бессмысленно, но это не так. Не хотел бы.

Роланд закатывает рукав рубашки и слепо шарит рукой в мыслях Марты, пытаясь отыскать там свидетельство измены то же тусклое разочарование, что смыкает руки на его горле после убийства. Разочарование выскальзывает из пальцев, не отзывается ни на одну из кличек, ничем не обнаруживает себя - и обнимает его лишь крепче, делая ещё более жалким, просовывая язык в самое ухо, нашёптывая самые отвратительные из слов. Гиллеспи мерзко от объятий, ночи после убийства, Марты, вони горелой кожи и самого себя.

Напарник Эйдена (имя Роланд бережно вырезал лоскутом - не имеет значения) сгорает быстро, напоследок перемалывая темноту белками закатившихся глаз. Истлевший, быстро развеянный обыкновенным сухим ветром, сгорает быстро; недостаточно быстро для того, чтобы Роланд не запомнил лопающиеся на руках пузыри и запах, заливающий голову до краёв. Гиллеспи не жаль - получи он приказ на уничтожение, тяжести в голове не осталось бы. Но приказа не было.

И тела не осталось. Осталась вонь.


На то, чтобы отрефлексировать перемену и перестроиться под неё, вживить имплантом и отрезать лишнее, времени нет - время есть лишь на то, чтобы тупой болью отучить тело быстро реагировать на раздражитель. Как примитивно.
Во время следующей встречи Эбигейл Марта вновь разыгрывает пустой бланк из дежурных вопросов; Роланд отвечает сухой улыбкой и выпотрошенными ответами - пустыми, ненужными - в постскриптуме указывая место встречи. Роланд думал, что издевательством были зияющие глазницы разлинованной формы - как прошла неделя? как Матильда? как ты? - он вдавливал в них яблоки из раза в раз: хрустящие, зелёные, подмятые и припухшие гноем с одной стороны, гремящие в железной миске, которую весь этот год пришлось таскать с собой (такой же рудимент, как и деланное семейное участие). Семья не выплюнет тебя - эта не выплюнет, как ни старайся - ритуалы стоит приберечь для работы (посыпать сахаром, выпустить сок, запечь в шкурке).

Роланд думал, что эта приторная слякоть была издевательством, но издевательством обернулись следующие встречи.


Марта не приходит - Роланд разглядывает плохо вымытый стакан, царапает ногтем мыльные разводы, погружает взгляд поглубже (ближе к серым хлопьям осадка). Обрубленные концы бессилия, задающего вопросы, необходимо прижечь: как прошла неделя? (какие новости?) как ты? (как все вы?) как семья? (ха); каленым углём нужно пройтись до конца - до прочерка напротив что ты делала всю эту неделю - оставить до следующего четверга, а любопытство заморить голодом.
Без еды, без воды, без солнца и света, без тепла и намёка на участие - всё бросить в каменный мешок и запереть до четверга.

В каменный мешок Роланд заглядывает сегодня - Эбигейл сидит в притихшем полумраке, разбавленном ропотом не-магов - что ты делала всю эту неделю (помноженное на два, выселенное на черепную периферию, охладевшее за четырнадцать промозглых дней) лежит в углу практически неподвижно; Роланд понимает: свидетельство измены искать не обязательно, рубить головы гонцам с вестями о предательстве не нужно - достаточно отсечь то, что не вписывается в оговоренную окружность.

В окружность не вписывается Эбигейл - повторный глоток оборотного зелья Марте приказано не принимать. Приказы принимают форму необходимости: не нужно, не стоит, следует, не разочаровывай меня.
Заледеневшее тело вопросов оттаивает и скребётся в районе висков, когда Роланд замечает смазанность жестов: сквозь черты Эбигейл проступает Марта - иллюзорное, кажущееся, зелья хватит ещё на полчаса, а Роланд уже видит, как на поверхность всплывает её зацикленность и нервозность.
Отсечь.

Последние минуты истлевают, калькуляция безупречна - попросить счёт, улыбнуться бармену, провести рукой по плечам (Роланда передёргивает так, будто трогают его), сжать локоть, вновь улыбнуться (забота, не более), вывести на улицу (из соображений безопасности), оглядеться по сторонам. Пусто (проверено заранее).
- Марта, Эбигейл, какая разница.
Вопросительные знаки прыгают перед глазами, царапают ногтями стены каменного мешка, оставляют багряные разводы,
- Я был слишком мягок? Я дал понять, что мы друзья и обернём всё в милую шутку?
Роланд улыбается,
- Я помогу себе сам, Марта, будь добра, - закатывает рукав, - помоги и ты себе.

+5

3

they say if you dream an animal, it means
'the self' — that mess of memory and fear
that wants, remember, understands, denies,


   ЭБИГЕЙЛ ДОЛЖНА БЫТЬ ХОРОШЕЙ

Вместо сердца у Марты половинка гнилого яблока. Эбигейл размыкает грудную клетку и заменяет его своим. Из яблока - выжать сок, края кожи - прижечь, чтобы снова срослись друг с другом.
Роланд перебирает воспоминания Марты, скользя пальцами между краев скользкой гниющей раны; крик Марты лопается, из него выпадают трупы со стертыми лицами.
(пожалуйста, не надо больше)
Марта - чудовище.
Эбигейл запекает воспоминания о ней в мясном пироге (для начинки картофель лук свежая зелень  вместо свинины можно попробовать перемолоть руку одного из оставленных на полу тел). Эбигейл любит готовить - Марта грызет кусочки коры, комья земли, стянутую с пальцев кожу. Марта - росчерк грязи и крови на месте рта, Марта - сбежавший из лесу зверь. Эбигейл запирает ее, глотает ключ от двери, сжигает разметанные по углам ошметки шерсти.
Роланд не должен заметить ничего, что могло бы от нее остаться. Ради Роланда Эбигейл принесет ее в жертву.
Вместе с Мартой исчезают и оставленные ею трупы: Эбигейл никогда не была и не станет убийцей.


   ЭБИГЕЙЛ ДОЛЖНА БЫТЬ ХОРОШЕЙ

В Эбигейл не должно остаться ничего лишнего: ни слов (не трать мое время), ни старых привязанностей (это мешает работе), ни улыбок (разве я дал понять, что мы друзья?). Эбигейл ложится поверх трафарета, сравнивает, измеряет, разбивает каждую из костей, что мешает ей соответствовать ожиданиям Роланда: она должна быть хорошей и она будет хорошей раз уж она должна (не останется никого ничего в чем можно было бы ее упрекнуть ни Хайнера ни Todessturm ни убийств).
Эбигейл смешивает с оборотным зельем осколки паленых костей, прикрывает ошметками кожи уголок старой улыбки, прячет в рукав встревоженный жест. Роланд ни за что не заметит разницы: все та же васильковая юбка, все те же каштаны в кармане мантии, все те же вопросы (ничего лишнего).
Он не будет разочарован.


   ЭБИГЕЙЛ ДОЛЖНА БЫТЬ ХОРОШЕЙ

Две недели назад прикосновения Хайнера распускают швы, которые удерживали на Марте чужое имя. Эбигейл не оглядывается, проходя мимо зеркала: из-под ее стерильной улыбки черной струйкой стекает чужая усмешка (сжечь сжечь сжечь).
Хайнер улыбается ей через сон: у тебя ничего не получится.
Хайнер бьет ее по лицу: только посмотри на себя.
Эбигейл высекает искры из волшебной палочки, оставляя ожоги там, где он до нее дотрагивался: 
я больше не буду мартой
я больше не буду мартой
я больше не буду мартой
(только посмотри на себя)

Неделю назад Эбигейл останавливается у двери бара: как прошла неделя? как Матильда? как ты?
Эбигейл больше не в силах удерживать равновесие. Иллюзия расползается по швам, она кормит ее обрывками стаю бешеных лис. Если закрыть глаза, то еще можно попробовать вернуть все обратно. Если закрыть глаза, то —   
- КАК ПРОШЛА НЕДЕЛЯ?
Эбигейл отступает, спотыкается, сползает спиной по стене,
- КАК МАТИЛЬДА?
откусывает кусок от червивой ночи (кожа на лице пузырится, кости схрустываются, зеленые глаза выпадают из глазниц и катятся в разные стороны).
- КАК ТЫ?
Черви сжирают крик Эбигейл, забиваются в ее глотку - Марту рвет на асфальт, расползающийся чернильными лужами. Роланду не нужна Марта, и он не должен ее увидеть;
Эбигейл возвращается домой, придвигает к двери книжный шкаф: она больше не должна выходить, она больше не должна сбежать. Марта подмигивает ей из оконного стекла и смахивает на пол оборотное зелье - Эбигейл пытается собрать его в ладонь и слизывает с липких пальцев.

(Может быть, если попросить Роланда бросить кожу Марты в костер, то больше никогда не придется пить оборотное зелье. Эбигейл корчится на полу, пытаясь выцарапать из-под своего рта чужой, но ничего не выходит. Огонь тревожит муравейники и осиные гнезда: лишенные дома, они заползают под ее веки и сжирают остатки прежнего выражения).

Эбигейл хорошо знает границы, которые нужно блюсти - Марта сознательно нарушает их, стирая линии босой стопой:
- Я больше не буду Эбигейл.
Марта выдавливает ос и муравьев из-под своих век, сминает лицо Эбигейл в кулаке и бросает его в костер. Тонкий смешок ломает хребет рту (скошен, чуть-чуть приоткрыт) и глумливо показывает Роланду черный язык. 


and even now, we sometimes wake from dreams
of moving from room to room, with its scent on our hands
and a slickness of musk and fur
on our sleep-washed skins


(Марта приносит Эбигейл обед, но та отталкивает тарелку, пролив на кровать тыквенный суп. Улыбка бессмысленно пузырится на ее губах пузырями липкой слюны - У ТЕБЯ НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ; вместе со слюной Марта стирает с ее пижамы и подбородка кислую рвоту (тыква картофель морковь главный секрет любой хорошей хозяйки это готовить с любовью).
Когда Марта закрывает за собой дверь, за ней раздается высокий дрожащий смех.)


Эбигейл приходит заранее.
Простучать ее зрачки - глухо и пусто. Если замереть, если не двигаться, то свернувшаяся на полу тень не проснется, наверное, не проснется (не должна, не должна); когда Роланд приходит, тень поднимает голову и принюхивается: Эбигейл сжимает кулаки так крепко, как может, пытаясь ее удержать на месте.
Роланд - сухое, раскаленное равнодушие. Эбигейл готова раскаяться, готова подставить под удар щеку, но Роланд ничего не говорит об ее отсутствии. Его молчание болью удерживает Эбигейл неподвижной: она пытается ускользнуть от нее, притупить, но ничего не выходит: она проникает в полость секунд и минут, делая их бесконечными.
Имен, дат, мест слишком мало, чтобы ускорить их.
Минутная стрелка дергается - до превращения она должна сделать это еще всего тридцать раз. Эбигейл - Марта - вгзрызается в них зубами, чтобы не начать выть.

   (ПОСМОТРИ НА СЕБЯ)

Осколок улыбки разрезает ее щеку, кожа лопается с тихим смешком. Эбигейл старается удержать ее, дрожь разрушает изнутри неподвижность.
Марта не может, Марта не может, Марта не должна появиться здесь; 
Эбигейл тянется за новым глотком оборотного зелья, но Роланд отсекает движение - не нужно; Эбигейл смотрит на него с немой просьбой, но возвращает руку на стол: Эбигейл должна быть хорошей и слушаться с первого раза.

   (ПОСМОТРИ НА СЕБЯ)

От прикосновения Роланда кожа расходится: шов бежит вверх, от локтя, освобождает правую руку. (Эбигейл) Марта замирает (опустить голову, поднять плечи), сжав в пальцах волшебную палочку: может быть, Роланд не захочет пачкать свою?
Его гневу мешает пролиться только тонкая мембрана, прозрачная пленка. (Эбигейл) Марта может ударить ножом и помочь ему освободиться; Роланду не нужно просить.
- Я больше не буду Эбигейл. Я больше ничего не скажу вам, - (Эбигейл) Марта освобождает волшебную палочку и прижимает ее к бедру.
Отступить на шаг (волосы светлеют, позвоночник хрустит, Эбигейл смеется над ней из-за закрытой двери).
- Я больше не хочу.
(Голос рвется, кожа сползает клочьями).
- Вам лучше закончить с этим прямо сейчас.
Марта улыбается ему в ответ, поднимает голову, распрямляет плечи. (Может быть, если Роланд бросит в костер волчью шкуру, то ей больше не придется в него превращаться.) Марта знает: нарушение границ оправдает все, что он захочет сделать.
- Я знаю, это для вас ничего не стоит.

Марта отступает на шаг:
   ЗАКОНЧИТЕ С ЭТИМ ПРЯМО СЕЙЧАС, МИСТЕР ГИЛЛЕСПИ.
Марта упирается спиной в стену:
   ПУСТЬ ОСТАНЕТСЯ ТОЛЬКО ЭБИГЕЙЛ.

+2


Вы здесь » DIE BLENDUNG » отсроченное время » abandoned language


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно