Bletchley, Randell [Vergeltung]

Страница: 1

Сообщений 1 страница 4 из 4

Поделиться12017-04-26 01:09:47

Автор: Randell Bletchley
NO MERCY RUN
Анкета: Рэнделл Блетчли, 30
VERGELTUNG, PB
ЛЗ: Германия; диверсант
Уважение: +118

Ж а н. Каждый должен приспособиться. Подумаешь — сверхчеловек.
Б е р а н ж е. Я не претендую...
Ж а н (перебивает). Я, знаете, не хуже вас и даже, чего там скромничать, много лучше. Сверхчеловек — это человек, который выполняет свой долг.
Б е р а н ж е. Какой долг?
Ж а н. Ну, свой долг... скажем, долг служащего.
Б е р а н ж е. Ах да, свой долг служащего.
Ж а н. А где же вчера все это происходило, эти ваши ночные возлияния? Или вы уже не помните?
Б е р а н ж е. Мы справляли день рождения Огюста, нашего друга Огюста...
Ж а н. Нашего друга Огюста? А меня вот не пригласили на день рождения нашего друга.
В эту минуту издалека доносится какой-то быстро приближающийся шум, сопение, тяжелый топот бегущего громадного зверя, протяжный рев.

Э. Ионеско “Носорог”
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
RANDELL GEORGE BLETCHLEY, 30
Рэнделл Джордж Блетчли
Vergeltung , диверсант [Германия]
fc Peter Mark Kendall
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Без имени и без семьи; кудрявый и с оттопыренными ушами, долговязый (выше на голову высоких, длинное тело, длинные руки и ноги, а лицо - короткое, угловатое, сплошные скулы, упрямая переносица и подбородок), видно (и очень слышно), что британец, вплоть до щербинки между зубов – ожидаешь увидеть у Рэнди веснушки, но веснушек нет, и от этого становится не по себе. Его семья – чистокровный, состоятельный род, были среди тех, кто ожидал, что с ними все будет в порядке, но оказалось наоборот, и остался только Рэнди и незнакомые родственники в Англии, которые не знают его в лицо, да и не признают в нем своего. Он отрекся от семьи для того, чтобы бороться во имя Всеобщего блага, но его в планах Всеобщего блага не оказалось, как, впрочем и многих. Он думал, что потеряется в Нурменгарде – еще одно имя, стертое из истории по роковой случайности, но вместо этого случайность его спасла, и теперь он верен той, обратной стороне революции, которая борется сама с собой, с обеими сторонамии – Vergeltung. Брошенные и забытые, и он среди них.

О ПЕРСОНАЖЕ

статус крови:
Чистокровный.

школа:
Хогвартс (Гриффиндор, забран из школы родителями в начале второго года третьего курса).

личное дело:

Следующий текст является общим описанием событий, которые развернуто изложены в двух частях истории Рэнди Блетчли далее. Наилучшее впечатление от истории – прочесть сначала развернутые главы, и лишь затем – саммари.

– Рэнделл “Рэнди” Джордж Блетчли рождается в семье чистокровных волшебников в конце апреля 1914 года. Его родители – работники Международной Конфедерации Магов и светские лица, главное счастья которых – они двое, и их сын; главная цель которых – быть на острие событий, оставить след в истории, (чувствительные к переменчивому времени, они знают, что для того, чтобы быть там, где нужно, недостаточно иметь безупречную родословную и репутацию), и их желание сбывается с трагической иронией.
– По мере своего взросления Рэнди оказывается мальчиком, которому нужно слишком многое, в прямой пропорции от того, что ему дано – чистая магическая кровь, чрезвычайная любовь родителей, открытая нараспашку душа. Он заводит и теряет друзей, путешествует с родителями по миру – поступает в школе Хогвартс на Гриффиндор, но не выдерживает академии и, когда объект его любви (из-за своего разрушительного внимания к которой он остается на третьем курсе на второй год, не успевая по предметам и забрасывая учебу каждый раз, когда не получает достаточного внимания), преподавательницу по ЗоТИ, сбивает насмерть маггловская машина, он не может больше оставаться в школе, родители забирают его домой.
– Вне школьной структуры характер Рэнделла окончательно выходит из своих берегов, и он замыкается в себе, проникается неприязнью к своему дому (особняку посреди собственного парка недалеко от Лондона, собственность семьи Блетчли, совместно именуемая Блетчли парк), и его единственным союзником остается единственное существо, любящее его безоговорочно – домовой эльф Тилли, к которой, как и полагается чистокровным волшебникам, его родители относятся прескверно. Блетчли-старший, к слову, отличается своей любовью к охоте на волшебных зверей – над камином в Блетчли-холле (особняк) висит череп взрывопотама. Его жена же, занимая более низкую должность в дипломатических кругах, в основном занимается заведением связей. Блетчли, как и многие волшебники, положительно относятся к анти-маггловским настроениям, и Блетчли являются благотворителями нескольких на тот момент исключительно высокосветских организаций, поддерживающих цели, которые преследует Геллерт Гриндевальд. Подобные организации не связаны с ним напрямую, но те круги, в которых вращаются Блетчли, к определенному моменту подводят их к почти полному совпадению взглядов с его идеологией. Их давний знакомый, Хьюго де Вриес, становится заместителем Министра Магии Дании (миссис Блетчли – датчанка, и ее семья живет в Дании – через эти связи она и смогла иметь пространство для поиска интересных и нужных людей не только в Британии, но и в Европе), и, когда он приезжает к Блетчли с визитом, чтобы предложить им места в начинающемся формироваться новом Кабинете (де Вриес – один из ранних последователь Гриндевальда, не боец и не толстосум, но свой человек в политических кругах), они просят его помочь им с пристройством сына.
– Де Вриес советуем им обратиться к свободным движениям молодых волшебников, формирующихся в Европе, где те находят свою цель и достойное испытание для характера и способностей, а, несмотря на свой тяжелый характер, Рэнди – незаурядный маг, пускай его таланты и направлены на мучения частных репетиторов, эльфа, и постепенное разрушение Блетчли-холла. Рэнди отправляется в Европу и оказывается в движении, одной из старшин которого является Грета Крэбб, чистокровная волшебница-датчанка и также одна из ранних последователей Гриндевальда, принадлежащая к той категории его последователей, которых можно назвать идеалисты – наиболее чистые помыслами юные волшебники, которые, при особых талантах, становятся его приближенными, а при посредственности, но преданности – пушечным мясом для начала его акций по установлению нового порядка магического общества в Европе, целью которого является подчинение, устрашение и уничтожение всего неволшебного рода. Грета честна и абсолютно открыта в своих убеждениях, и это вызывает в Рэнди восхищение и преданность – его аристократические замашки и избалованность начинают уступать просыпающейся вере в то, что в мире существует несправедливость и неравенство, и он может приложить свои усилия к тому, чтобы искоренить их.
– Одной из отличительных черт идеалистов, еще более ярко выраженной, чем в самой политике Гриндевальда, является вера в то, что в волшебной революции нет места разделению волшебников на классы и касты. Основной костяк этого движения – волшебники и ведьмы, произошедшие из глубинки, большинство из них не имеют формального магического образования, но имеют непосредственный опыт в противостоянии предубеждений против магов, которые существуют в маленьких поселениях, где все еще практикуются погромы волшебных кварталов, убийство ведьм камнями и огнем. Участвуя в акциях (рейдах) отмщения за погибших таким образом волшебников и ведьм, Рэнди утверждается в своей ненависти к магглам и также убеждается в том, что образ жизни его родителей устарел и не может иметь места в новом мировом порядке.
– Испытанием его лояльности становится саботаж светского приема его родителей; собираясь покидать Великобританию, отец устраивает скандальное и провокационное выступление в МКМ, обличая их неэффективность и архаичность – обоих Блетчли под аплодисменты европейских представителей, также в солидарность покидающих МКМ, исключают из организации. Блетчли уверены в том, что их ждут высокие посты в Министерстве Магии Дании под началом Хьюго Де Вриеса, который за время с обещания протекции дослужился до Министра Магии. На приеме присутствуют многие представители британского и европейского магического общества – как политических, так и дипломатических кругов, и некоторые из них являются целями для Гриндевальда, под началом которого идеалисты имеют санкцию на использование заклинания Империус. Гости вечеринки интересуются группой юных волшебников, держащихся среди них обособленно – во главе их Грета Крэбб и хозяйский сын. Во время приема в Блетчли-парке, неизбежно привлекая внимание авроров, появляется сам Гриндевальд, не упуская возможность отомстить Британии за свое давнее изгнание. Все гости оказываются под влиянием заклинания Империус – отец становится личной целью Рэнди, его мать – цель Греты. Гриндевальд, сторонник волшебного единства, видит аристократический и зажиточный, элитистский образ жизни семьи Блетчли, их блюда из волшебных животных и птиц, рог взрывопотама над камином, и приказывает Блетчли-младшему сделать с этим что-нибудь. Высокопоставленные цели взяты – кого-то из них убивают, кого-то помещают под заклинание Империус, кого-то попросту возвращают домой как случайный сопутствующий ущерб. Рэнди, оставаясь в доме последним, освобождает домового эльфа, которая, тем не менее, не уходит от бывшего хозяина, и, перед тем, как аппарировать, взрывает волшебный рог, взрывной волной которого сносит всю территорию Блетчли-парка, включая находящихся на ней авроров, которым идеалисты не успели дать отпор.
– Мистер и миссис Блетчли получают низшие должности изготовителей пропагандистских листовок в датском Министерстве Магии, и теряют связь со внешним миром. Домовой эльф Тилли остается в семье как нанятая прислуга, к неудовольствию Рэнди, который видит в ее положении одну из черт несправедливости устройства магического общества. По мере того, как вступает в круг приближенных Гриндевальда и становится членом отряда Todessturm, его тяжелый характер и склонность к нерациональности переходят в тяжелую стадию, и через заклинание Империус эти изменения в состоянии Рэнди также сказываются на мистере Блетчли, который становится параноиком и перестает узнавать собственную жену.
– К тому времени, как начинается Вторая Мировая Война, Рэнди успевает разочароваться в способах ведения войны Гриндевальда и Греты, его методы всегда оказываются излишними, его максимализм и склонность к катастрофическому мышлению не позволяют ему быть эффективным бойцом. Он начинает терять время и почти перестает мыслить рационально – как и отец. Когда Гриндевальд овладевает Бузинной палочкой, Рэнди убеждается в том, что все бардовские сказки реальны, и особенно зацикливается на том, что помнит из детства как притче о Смерти, которая приходит к волшебнику и предсказывает его вину в гибели всех его близких. Попытки волшебника предотвратить это предсказание и приводят к их гибели. Он использует на Тилли, которая единолично поддерживает быт в их семье, заклинание Круциатус, чтобы вынудить ее покинуть их дом – комнатушку в министерском общежитии (Рэнди не способен жить один). Тилли аппарирует. Следующей Рэнди хочет спасти Грету, но теряет рассудок, когда она просит его покинуть ряды отряда, и атакует ее, в последствие теряя воспоминания об этом событии и принимаясь ее искать. Во время ее поисков он посещает ключевые места своей жизни (он не подозревает о том, что его уже разыскивают члены Todessturm – штурмовики - в связи с покушением на жизнь приближенной Гриндевальда) неизбежно ведя за собой несчастье – когда он нападает на продавца в Косой аллее на том месте где автомобиль насмерть сбил его преподавательницу, он привлекает внимание авроров, но успевает аппарировать в датское Министерство Магии, чтобы найти его родителей.
- В Министерстве его арестовывают и предъявляют обвинение, отягченное тем, что его отец, находясь под воздействием его чар, и таким образом находясь под его ответственностью, совершил нападение на собственную жену и убил двух сотрудников Министерства во время сопротивления аресту. В результате этого инцидента оба старших Блетчли оказываются перманентно недееспособными и их отправляют в одно из специализированных медицинских учреждений, где они пропадают без вести. Их сын же оказывается приговоренным к пожизненному заключению в тюрьму Нурменгард.
- Охранники проявляют к Рэнди особый интерес, как к предателю, и его сознание окончательно покидает его за три года его нахождения в заточении. Его состояние оказывается настолько нестабильным, что становится решено применить к нему заклинание Обливейт, которое лишает его почти всех воспоминаний о его прошлой жизни. К тому моменту, как организация Vergeltung оркестрирует побег заключенных из Нурменгарда, и Рэнди оказывается одним из них, он даже не помнит своего имени. Он вступает в противостояние с Харфангом Веннбергом, который признает в нем бывшего члена Todessturm, но берет в заложники престарелого волшебника, также освобожденного заключенного, и покидает Нурменгард.
– Так как он не знает, куда идти и не помнит своей прошлой жизни, он оказывается дома у волшебника, которого непреднамеренно спас - тот называет ему адрес в Берлине. Волшебника дома ждет дочь, которая была уверена в том, что отец погиб при задержании во время протестов семь лет назад. К ним также прибывает старый друг семьи – колдомедик из госпиталя Святого Агриппы, который про себя сравнивает состояние Рэнди с одним знакомым ему пациентом, который утверждал, что он должен был быть Министром магии Дании и носил смешные штаны, но имел такой же взгляд, как у Рэнделла. Он не делится своими мыслями с Рэнделлом, и Рэнделл не имеет возможности задаться вопросом о том, может ли этот пациент быть его отцом. Просыпаясь посреди ночи, Рэнделл выходит на прогулку – старый волшебник оставил ему на стуле чистую одежду, оставляя трех обитателей дома спящими и отказываясь от предложенной помощи их домового эльфа, которого он на мгновение принимает за Тилли и, пугаясь, уходит прочь.
– Он не знает о том, что сбежавших из Нурменгарда отслеживают по рунам, которые стражники оставляли на предплечьях заключенных, и Todessturm для уверенности направляют атаку британской авиации на квартал, где находится дом волшебника, и для проверки выполнения задания прибывают на улицу сами, но раньше них туда прибывает Харфанг Веннберг, который успевает забрать Рэнделла с улицы и аппарировать. Семья волшебника, колдомедик и эльф погибают.
– Несмотря на свою бывшую связь с Todessturm (а, возможно, благодаря ей – неизвестно, какими целями руководствуются диверсанты, принимая Рэнди в свой круг) Рэнделл становится членом Vergeltung. Веннберг сообщает ему его имя, но иной информации о происхождении Рэнди не имеет. Блетчли, предпринимая не заканчивающиеся ничем попытки узнать о своем прошлом, не видит иной цели, кроме как бороться со всем миром, который привел его к такому состоянию, и испытывает преданность лично к Веннбергу, и остается с ними, вечно ночуя у кого-то на кушетке и подрывая их собственные операции изнутри своей неуравновешенностью.

Отредактировано Randell Bletchley (2017-04-26 14:51:02)

Поделиться22017-04-26 01:10:24

Автор: Randell Bletchley
NO MERCY RUN
Анкета: Рэнделл Блетчли, 30
VERGELTUNG, PB
ЛЗ: Германия; диверсант
Уважение: +118

PART I

Б е р а н ж е. Я не мог отказаться. Это было бы невежливо...
Ж а н. Но ведь я-то не пошел?
Б е р а н ж е. Может быть, потому, что вас не пригласили!
О ф и ц и а н т к а (выходя из кафе). Добрый день, господа, что вам будет угодно выпить?
Шум становится очень громким.
Ж а н (Беранже, стараясь перекричать шум, которого он умышленно не замечает). Нет, правда, я не получал приглашения. Мне не оказали такой чести... Однако можете мне поверить, если бы даже меня пригласили, я бы все равно не пошел, потому что...
Шум становится оглушительным.

Э. Ионеско “Носорог”

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

[html]<center>BLETCHLEY PARK1912MICA LEVI - "CHILDREN"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://mp2.mp3zv.ru/mp3/1002nGnXYmsAF/465bdbd72349e5c31ee0807e740b273f/data/Mica_Levi_-_Children.mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&comment= " /></object></center>[/html]

Они были красивой парой на балконе; его рука на ее спине, там, где ткань платья обнажает светлый прямоугольник кожи – как отражение солнца на стене, скользящее по обоям; ее руки в перчатках выше локтя на мраморе перил, она вдыхает вместе с духом кипарисов, окружающих дом как личная армия, его одеколон, доносящийся сзади, терпкий, обжигающий запах. Они были абсолютно закончены в своем мире, будто кроме этого августа ничего на свете больше не будет, но миру было суждено закончиться позже, и дни продолжались и наполнялись не спеша, искрились по краям, были выпиты одним глотком, жадно, на губах оставался привкус шерри, на граненом бокале – красная помада и отпечатки пальцев.
Блетчли много целовались, при всех, в этом было что-то пошлое и неприятное – она могла подать ему его бумажник, а он брал ее за руку и прижимал к своей накрахмаленной рубашке, закрывал ей рот своим, но все все равно видели, как они целуются, прямо посреди разговора, посреди комнаты, и не на мгновение, а на несколько мгновений, переходящих из одного в другое. Человека, стоящего рядом – как, например, мистера де Вриес, это ставило в неловкое положение.
Обделенный вниманием, он успевал почувствовать зазубренный нож одиночества, входящий под селезенку, и то ощущение очарованности, которое следовало за Блетчли куда бы они ни шли, на секунду уступало место трезвому восприятию того, в какой комнате он стоит, какой высоты у нее потолок, который сейчас час, как грубая бумага сигары чувствуется у него в руке, абсурдно, будто идешь с женой на банкет в честь назначения нового атташе от Голландии в Министерстве, и тут маггл на углу мочится прямо на живую ограду посольского замка Розенборг, где когда-то англичане были вынуждены разжать пальцы со своей своей имперской эрекции и вместе со своим недоразвитым флотом валить обратно на свой остров, засунув обвисший член обратно в скучные твидовые штаны (хм!).
Конечно, Блетчли были не такие. Не такие скучные и обрюзглые, как их коллеги по Конфедерации, в кои-то веки им достался понятливый (и не безыскусный, пускай и любит звук своего голоса) британский представитель, и его жена – само очарование! – и мать у нее датчанка. Это приятно.
Мистер де Вриес был чрезвычайно доволен тем, что его позвали. Нож продолжал прокручиваться из-под ребра, но все лучше, чем дома, за бесконечным лабиринтом ажурной фанеры.
Нет, Блетчли порядок. Может хоть они смогут разбавить это болото.
- Мы должны устроить следующую вечеринку в замке! – смеялась Блетчли, отрываясь от мужа, но оставляя на его груди руку, будто они должны касаться друг друга все время, и если перестанут, то мир разойдется по швам. – У вас самое очаровательное здание, нашим старцам не помешало бы иметь хотя бы долю здешнего вкуса. И сады – Мерлин – магглы не знают о том, что скрыто от их глаз! Сады!
- Верьте или нет, на днях я видел, как маггл мочится прямо на замок, не подозревая, что в двух метрах от него Гоблин-секретариат!
Мистер де Вриес никогда не позволил бы себе такую историю в чьем-либо еще обществе – в затылке отчаянно зачесалось от стыда, что на него нашло? Они подмешивают что-то в бокалы! Но она уже заливалась хохотом, а Блетчли толкал его в бок.
- Вот был бы финт, если он нассал бы им прямо на голову!
Возможно, это был самый лучший вечер в его жизни. Мгновениями, ускользающими из пальцев, но остающимися на месте, если не смотреть на них слишком сильно, ему казалось, что они – лучшие друзья, которые когда-либо у него были, и когда их эльф провожала его до упряжки, ему хотелось плакать. На том месте, где был нож (нож? Что за странная мысль, он слишком много выпил), во внутреннем кармане пиджака лежала настоящая африканская сигара.
- Лично от нашего замбийского посла.
По дороге домой он вынимал ее из кармана, подносил к лицу и клал обратно, вынимал снова.

[html]<center>RANDI1914-1928
DJANGO REINHARDT - "YOU'RE DRIVING ME CRAZY"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://storage.mp3.cc/download/1827262/YkVMbmV6NGNYR0ZTcmNIdDhreC9UZ1ZqTHlBUDNTK09GYVl5UDR6bHB3alpiSlRqZXlmei9jRzhObTdSZU8rV3RzdWNYZFFkUFByaEhta0RSOG16UHE0VzRwL1JnaXl6Zm5UN2RXWkVhSjNabGlBaVpncXk2TWRUelVyczRFdlU/django-reinhardt-you-re-driving-me-crazy_(mp3.cc).mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&comment=" /></object></center>[/html]

Сын. У мистера Блетчли это слово вызывало такую гордость, которой не вызывал даже монументальный череп взрывопотама, который висел над камином в зале, угрожая проткнуть, швырнуть как тряпичную куклу; сразу видишь, какой человек на самом деле маленький – черное в рассветных сумерках тело сопровождающего сияет изнутри, и он видит каждую его артерию, все его органы, и потом его кровь и ткани с тяжелым всплеском покрывают его с ног до головы, и он направляет палочку на гиганта – вспышка! Как их корабль входил в порт Лондона, вспышка! Его фотография в Ежедневном пророке, снова, его любовь у него на руке – они миниатюрные фигурки на фоне скелета. Должно быть, они накормили ту деревню на несколько месяцев вперед – и ни кнатта! Ни кнатта! Сын. Он был готов взорваться от гордости, чувствовал, что тоже светится изнутри. А как светится она!
Сын. Она смаковала каждую судорогу, чувствуя, как он происходит к ней изнутри нее, его вес в ней, а затем вне ее, у нее в руках. Пустота внутри, заполненная вновь через края обожанием, которого хватило бы на то, чтобы затопить весь город. Ее существо за один серый туманный полдень сократилось и вышло вдаль за свои рамки. Поддерживаемая им, она стояла у окна, и ей казалось, что она заканчивается на самом горизонте, где-то между входом в парк и торговыми рядами. Даже эльф стал прекрасен, это уродливое существо – ее тонкие руки держали младенца, запеленатого в кружевную ткань, будто эти твари тоже были способны на такие же чувства, которые испытывала она.
- Отдай.
Они показали ему весь мир до того, как он узнал о том, что он не бескрайний. Его первым словом было “лодка”, и отец приделал к его постели дома парус. Дома было не только в Англии – он обожал Данию, обожал бабушку с ее сестрами, ее теплые маленькие руки и пропитанный духами меховой воротник. В Амстердаме он встретил свою первую большую любовь – друга, который за одно лето стал единственным человеком на свете, а затем исчез, когда ему на смену пришли еще четверо, на этот раз в Хогвартсе. Хогвартс! Он ненавидел день отъезда, их серые, потерянные лица и то, как ладонь болела половину поезда до школы после того, как мама сжимала ее в своих. Письмами, которые он написал домой, и которые получил в ответ, можно было бы заполнить все расстояние до их дома, и каждое дерево в парке, каждый дюйм лужайки. 27 год, зима, ночь, и их было под одеялом трое, тесно, воздуха от дыхания совсем нет, и он был весь мокрый, и сонный на занятиях, и летучая мышь по ЗоТИ повышала на него голос и он называл ее сумасшедшей старухой, и они сидели за соседними партами, прятали хохот в книгах. Ему становилось стыдно, когда она плакала, но смех пересиливал смущение. Она больше никогда не звала его по имени и не писала комментарии на полях свитков, и он мучался весь год, рвал цветы из теплиц – ядовитые, все руки были в волдырях, приносил ей в вазе, украденной у домовых с кухни, она отказывалась (“где вы это взяли, мистер Блетчли?”), ему хотелось умереть, он кидал вазу в каменную стену, и на стене оставалось обожженное пятно. Он переставал ходить на ее занятия, заваливал ЗоТИ, оставался на второй год, переезжал в спальню с незнакомыми второкурсниками, находил новых друзей, приходил на урок в сентябре, будто ничего не было.
- Рэнди, покажите, пожалуйста, товарищам заклинание “Вермиллиус”.
Он снова пил сок по утрам, помогал ей убираться после занятий и носил за ней книги. Она поправляла круглые очки, звала его на чай летом. В июле по пути на Косую аллею ее сбила насмерть маггловская машина.
Диппет сдувал с магглов пыль, и его подпевала – профессор Трансфигурации, всеобщий любимец, Дамблдор, вечно таскал с собой какую-то ме-ни-хи-чес-ку-ю дрянь и показывал студентам в Большом зале, собирая вокруг себя стайку первогодок. Рэнди пытался смеяться над ними, но друзья смотрели на него странно, никто не смеялся. Блетчли ходил по пустым коридорам, перестал ходить на завтрак вовсе, избегал Дамблдора, который как боггарт следовал за ним по пятам и пытался с ним заговорить. Слава Мерлину, приехали мама и папа. Как он слышал, сидя у стены у статуи феникса (такое ощущение, что она смотрела на него с презрением), они устроили старику Диппету скандал, и уже вечером все трое вышли из камина у себя дома, и, встав на цыпочки (мама целовала ему щеки – ты так вырос, чем они вас там кормили?!), коснулся рукой рога взрывопотама. На секунду ему показалось, что он понимает, что тот чувствовал.

[html]<center>HOUSE ELF1928-1930
JESSE TABISH - "BRYANT PARK"<iframe style="border: 0; width: 26%; height: 13px;" src="https://bandcamp.com/EmbeddedPlayer/album=1935690674/size=small/bgcol=ffffff/linkcol=0687f5/artwork=none/track=1840047961/transparent=true/" seamless><a href="http://jessetabish.bandcamp.com/album/arthur-millers-the-price-soundtrack">Arthur Miller's The Price Soundtrack by Jesse Tabish</a></iframe></a></iframe></center>[/html]

Вскоре Хогвартс забылся, разве что иногда, когда Рэнди гулял во сне, ему казалось, что босые ноги в пижамных штанах (что у сына, что у отца была особая привязанность к странным штанам, и как мать ни пыталась призвать их к здравому смыслу, мужчины Блетчли не отказывали себе в своих странностях) чувствуют под собой не ковры родного дома, а прохладный шершавый камень бесконечных школьных коридоров. В школе Рэнди тоже часто обнаруживал себя в странных местах посреди ночи, и портрет Полной дамы привык к тому, что вихрастый мальчик будит ее за несколько часов до рассвета, чтобы вернуться в спальню. Дома свидетелем его прогулок была эльф – она неслышно ступала за хозяйским сыном, держа палочку с тусклым огоньком перед собой и слеповато щурясь в темноте, чтобы когда он наконец проснулся, взять его за руку как ребенка и отвести обратно в постель.
- Спасибо, Тилли, – заговариваясь, говорил мальчик, когда она укладывала его и подтыкала краешек одеяла, как он любил. Если краешек был не подоткнут, мастер Рэнди будто бы чувствовал себя не до конца пришвартованным – что если ночью нагрянет шторм, и его унесет в открытое море, и он утонет? Чаще всего он ходил во сне тогда, когда засыпал дома один. Иногда ему было сложно запомнить, где он, если рядом кого-то не было, и требовалось время на то, чтобы он вспомнил.
- Тилли, а комната обычного размера? Не больше? Иногда ему казалось, что дом бесконечный, и он может потеряться в нем, и никто и никогда его не найдет. Иногда ему казалось, что он слишком быстро растет; что он станет больше, чем дом, и дом сломается.
Эльф не понимала мальчика, немного хмурилась, но гладила одеяло там, где под теплой и надежно завернутой тканью была его ладонь – выше она не дотягивалась.
- Да. Не больше и не меньше. Такого размера, как нужно.
Рэнди смотрел на глаза старого эльфа, выглядывающие из-под высокого деревянного бортика кровати. Парус – или, скорее, полог, легонько развевался на ветру. Морская болезнь потихоньку уходила.
- А я?
- В самый раз.
Мальчик жевал губу, оглядывал комнату, укладывался поудобнее, проверяя, крепко ли держит его одеяло. Кажется, все было в порядке, стояло на месте, и никуда не уходило.
- Спите крепко, мастер Рэнди. Будьте храбрым. Теперь вас никуда не унесет.
- Хорошо. Я люблю тебя, Тилли.
Сердце старого эльфа билось от тревоги, когда она садилась у кровати, чтобы мальчик поскорее заснул, и Рэнди и правда засыпал, когда его мысли успокаивались. Последним, что он видел перед тем, как мир темнел и снов не было, были покрытые седым пушком уши домового эльфа, чутко прислушивающиеся к звукам пустого дома.

[html]<center>MONEY & FLOO POWDER1930-1932
JESSE TABISH - "INTERMISSION"<iframe style="border: 0; width: 26%; height: 13px;" src="https://bandcamp.com/EmbeddedPlayer/album=1935690674/size=small/bgcol=ffffff/linkcol=0687f5/artwork=none/track=333086225/transparent=true/" seamless><a href="http://jessetabish.bandcamp.com/album/arthur-millers-the-price-soundtrack">Arthur Miller's The Price Soundtrack by Jesse Tabish</a></iframe></center>[/html]

Время шло для Блетчли иначе, чем для других людей, и для каждого из них по-своему.
Отец, казалось, ночевал в Конгрессе – но каждый ужин родители проводили вместе, в одном из своих любимых ресторанов или у знакомых; где-то в письменном столе лежала груда бумажных корабликов, на которых отцовским или материнским почерком было написано: “ужинаем в Виверне” (Будапешт) или “дорогой, сегодня у Шафик. присоединяйся, если хочешь – портключ в папином кабинете. или попроси эльфа сделать тебе жаркое! С бесконечной любовью”.
Мама была вечно занята чем-то, но чем именно – Рэнди не мог точно сказать. Если бы кто-то у него спросил, он, задумавшись, ответил бы: мама принимала гостей и писала письма (диктуя их зачарованному авгуровому перу и отправляя их с худощавым филином, обладателем наисквернейшего характера и заклятым врагом Рэнди). Его, если честно, не очень интересовали ее бумаги, которые он, тем не менее, однажды достал из ее шкафа вместе с гораздо более занимательными старыми письмами отца тех времен, когда он добивался ее руки: эти бесконечные колонки цифр и названий: “Международное филантропическое общество магов — 30000”, “Союз за волшебное единство — 5/500 + 9,000 dg”, “Общество «Благо» — пятница, у Лестдж”, он лишь пробежал по ним глазами. Она часто жаловалась на время: его не хватало. Иногда она могла проводить за письмами по нескольку дней подряд, и в такие моменты ее было лучше не трогать – она становилась замкнутой в себе и нервной – могла часами сидеть в кресле и курить, а могла ходить по комнате, наговаривая письма перу, прерываясь, начиная сначала. Чтобы времени хватало, она принимала зелья – удивительной красоты цветные флаконы, лежавшие на ее туалетном столике, спрятанные в карманах ее шуб, ее мантий, ее домашнего платья. В детстве Рэнди любил “нечаянно” подлить какое-нибудь зелье в чай Тилли, и затем смотреть на то, как она икает фиолетовыми облачками, а посуда начинает медленно парить вокруг кухни, и чашки со звоном сталкиваются с тарелками, а супница поет с дребезжащим крышкой вибратто:

Luce ohimè degli incantesimo miei
tu restasti all'ombre eterne
e per me senza i tuoi rai
ombra il giorno, il sole appar.

“Свет (о горе мне!), свет чар моих,
ты погасла и осталась в царстве вечной ночи,
и без твоих лучистых взоров
подобным ночи кажется мне солнечный день”

Чем старше становился Блетчли-младший, тем меньше причин у него оставалось быть дома; он взял за привычку ночевать у кого-то из друзей, чаще всего засыпая после немыслимых количеств выпитого огневиски у них на кушетке или прямо на полу.
Когда он только вернулся домой из Хогвартса четырнадцатилетним мальчишкой, родители предприняли несколько не увенчавшихся успехом попыток найти ему частных репетиторов, занять его чем-то, но ни один не выдерживал компанию Рэнделла больше нескольких месяцев. Скамья, стоявшая у фонтана в глубине сада, где было последнее в жизни Рэнди занятие по Истории Магии, была расколота надвое, а дыра в вечнозеленой самшитовой ограде рядом с ней чем-то напоминала по форме невысокого и коренастого чешского волшебника, который был последней надеждой Блетчли на формальное обучение сына. Из-за подобных случаев поверхность отношений родителей с Рэнди начала стремительно покрываться слоем обоюдного непонимания и раздражения; сын не разделял любви родителей к обществу и их вкусы в людях, но не мог найти свое собственное место, становился отшельником в собственном доме, призраком бесконечных коридоров и залов, мебели, используемой раз в год, и пылившейся бы, если бы не Тилли. Кто знает, как сложилась бы судьба Рэнделла, если бы он потерялся, растворился бы в этих залах насовсем, как в своих снах, или остался у одного из своих друзей насовсем и попросту не вернулся домой вовсе, если бы однажды в Блетчли парке не появился старый знакомый.
- Хьюго!
Когда они виделись в последний раз, в Голландии? Верно, после их советов и их знакомств он встал на дорогу, которая к сегодняшнему дню привела его к должности Старшего заместителя Министра Магии; он сообщил об этом миссис Блетчли, целуя ее руку. Она пригласила его внутрь.
- Ты должен остаться на ужин.
- Вы все так же не едите дома?
- Специально для тебя мы что-нибудь придумаем.
- Как муж?
До возвращения Блетчли с работы они с ней сидели в гостиной у камина, обмениваясь новостями. Иногда де Вриес поднимал глаза на череп и вздрагивал – страшная, странная вещь, но неким образом она придавала нечто величавое излишне просторной зале. У парадного входа послышался хлопок, и, принеся с собой в прихожую Блетчли-парка шальные капли лондонского дождя, на мгновение задержавшиеся в воздухе, а затем со звоном упавшие на блестящий темный паркет, в гостиную зашел Блетчли.
- Де Вриес! Какой гриндилоу тебя притащил? – будто жена только что собственноручно достала его из камина, в его кресле действительно сидел старший зам датского Министра Магии, которого с десяток лет ранее они избавили от большого количества денег, потраченных на вечеринки, и скучной жены, которая мешала его карьерному росту, оставив его в компании бывшей одноклассницы Блетчли, которая по слухам стала лишь первой из его многочисленных любовниц. А он потолстел! Потрясая его за руку и и уговаривая не вставать, Блетчли с удовлетворением смотрел поверх его головы на жену.
Добрая память, которую их основная работа – заведение связей – оставляла после себя, привела де Вриеса в их дом с предложением должностей в его новом руководстве.
- В Конфедерации делать больше нечего, – тщательно прожевывая мясо, говорил через длинный стол де Вриес, а Блетчли, обмениваясь шутками и улыбаясь, притворялись, что не сжимают лодыжками ножки кресел, напряженно прислушиваясь к словам человека, который методично и неторопливо ел целую ногу лунтеленка, которую приготовила эльф (будто они устраивают подобный пир каждый день, и не происходит ничего особенного),– Тем более в Британии. Все, что заслуживает внимания, в наши дни, несомненно, происходит в Европе.
Времена менялись. Когда-то находящиеся в самом сердце дипломатических кругов Конфедерации, в 30-х Блетчли, как и все те, кто слушает время, по правде говоря, обнаруживали себя в той же позиции, что и сам де Вриес когда-то: cнаружи, смотрящими внутрь. Блетчли давно хотели покинуть Британию насовсем, и слова де Вриеса были кульминацией долгих лет осторожных, доброжелательных и слегка приправленных алкоголем разговоров. Это было подтверждением всех их стараний, они чувствовали себя сейчас, в своем собственном доме, на пороге того, куда долгие годы вежливая, но неумолимая бюрократия Конфедерации не давала им пройти своими силами, его слова произвели в гостиной ошеломляющий ––
Вся комната вздрогнула и, следуя за сдавленным вскриком, вилка Старшего заместителя со звоном упала в тарелку. Эльф, беззвучно переносившая вино из одной стороны комнаты в другую, спряталась за шкаф – ее круглые от удивления глаза смотрели на вскочившего из-за стола Блетчли, помогающего гостю откашляться.
- Что, во имя.. – де Вриес, следуя взгляду жены Блетчли, посмотрел на потолок, который теперь пересекала трещина.
- Это то, о чем мы хотели поговорить, Хьюго, – незаметно для гостя, Блетчли резко щелкнула пальцами в сторону эльфа, показывая на разливающееся по середине стола темное пятно вина из перевернувшегося фужера. Эльф торопливо произнесла заклинание, и стол стал сам с собой приходить в порядок. – Это наш сын, Рэнди.

[html]<center>TALENTED YOUNG WIZARDS1932-1935
MICA LEVI - "LEE HARVEY OSWALD"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://mp2.mp3zv.ru/mp3/KGM4Q1IfRf/63ad232ef7c0151179cbd140a1beda2e/data/Mica_Levi_-_Lee_Harvey_Oswald_Jackie_OST.mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&"/></object></center>[/html]

- Brand!¹
Нестройный хор голосов и искрящие сгустки света, срывающиеся с волшебных палочек и устремляющиеся по полю. Всплеск материи; задержанный хлопок – как от фейерверков, когда марево уже осветило все небо и силуэты людей, стоящих на площади и устремляющих свои лица вверх, а звук задерживается на мгновение, и сердце успевает замереть, а затем барабанные перепонки напрягаются и уши наполняет звон, а сердце – та радость, которой откликается все нутро, когда человек видит яркие всполохи цвета, контролируемый взрыв, сотрясающий небеса, но не тронувший его; одним словом, свою собственную силу; свою неприкосновенность.
Уши Рэнди звенели, он замотал головой, выйдя из строя – его мишень осталась одной из нетронутых чарами. Рядом с ним безликая толпа молодых волшебников смеялась и хлопала друг друга по плечам, девушки и юноши в просторных мантиях, имен которых он так и не запомнил. Дементор подери родителей.
- Эй, – через веселые голоса и сизый дым, который ветер уносил куда-то на север вместе с подолами мантий и ее дикой шевелюрой, взмывающейся белесым облаком вокруг прямых углов плеч и вытянутой, тонкой шеи, ее голос издалека, как сквозь туман, шел до сознания Рэнди, думавшего только о том, чтобы аппарировать отсюда куда подальше – если бы он только умел. Его начинало подташнивать. Даже не начинало. – Эй, эй!
– Меня сейчас вырвет, – зачем-то говорил Рэнди, когда ярко-зеленая трава вокруг него уже вся была в его завтраке, - Меня––
Вглядываясь в разноцветные пятна своей рвоты, Блетчли с некоторым злорадством думал о том, что вся эта фальшивая чушь не задерживается в нем, и что-то внутри его опустошается, пускай и отдает неприятным чувством в районе живота. Он знал, что он лучше всего этого сборища. Ему стала нравиться идея о том, чтобы просто взять и уйти через поле – еще лучше, через линию огня, чтобы по дороге его сбило шальным заклинанием – просто дойти до ближайшей деревни, остаться там. Ему осточертела его фамилия, и когда девушка назвала ее (“ты Блетчли, верно?”), ему захотелось выхватить палочку и стереть блаженную улыбку у нее с лица – пусть его отведут в Визенгамот. У родителей и там найдутся знакомые. Все бессмысленно.
- Извини, извини! Я не трогаю, – она обернулась на кентавра, который сделал шаг в их сторону, напряженно вглядываясь в эту небольшую жалостливую сцену, кивнула – все в порядке.
- Ты мне не нравишься. Все вы. Но особенно ты, – лицо Рэнди тронула улыбка, и он обернулся к девушке, глядя в ее светлые глаза. – Вы мне не друзья. Не надо притворяться, вы просто хотите деньги моих родителей. У меня есть деньги. Хочешь тысячу галлеонов? Купишь себе на них… – Рэнди обвел девушку глазами, счел подробности ненужными и просто поднял брови.
Девушка некоторое время смотрела на него широкими глазами, затем сложила руки на груди, став еще более смехотворной. Мерлин, что он здесь делает? Мысли о смерти, которые еще мгновение назад занимали все его сознание, уступили место веселью.
- Ты лежишь в собственной рвоте, – подумав, заметила она серьезно.
- Я знаю. Совместный пр… завтрак не вселил в меня чувства е..динства. Меня сблевало им. Можно я пойду? Рэнди почти смеялся, заговариваясь. Ее простая мантия, эти дурацкие волосы, которые она как будто не стригла ни разу в жизни – весь этот простецкий благой образ вызывал в нем бесконечное чувство иронии, и он наконец сказал ей об этом. Как же приятно говорить правду! Это времяпрепровождение он с радостью предпочел чему бы они тут ни занимались и не пытались создать. Лучшее будущее? Тролльи яйца!² Хорошая фраза, нужно обязательно будет ей ее сказать. – Вся эта идея, это тр… тр.. Смех окончательно победил, и юноша, встав с земли, снова согнулся, схватившись за расстроенный живот.
- Почему ты здесь?
- Ты глупая? Меня вырвало.
- Нет – здесь! – она раскинула руки в разные стороны как сумасшедшая, повернулась в одну сторону, другую. Все это время ее волосы метались вместе с ветром, но она их будто не замечала. Они были не грязные, а просто.. неопрятные. Она выглядела как кто-то, кто никогда не был в большом городе, не общался с людьми. Мерлин, в Лондоне ее подняли бы на смех за такой наряд.
- Потому что мне больше делать нечего, – весело ответил Рэнделл, - Я вылетел из школы, я не хочу работать, мои родители любят меня, но они не знают что со мной делать, поэтому они сказали – хей, Рэнди, почему бы тебе не отправиться на свежий воздух! М? Почему бы тебе не перестать громить дом и мучать домового эльфа – не то чтобы они знали как ее зовут – и заняться чем-нибудь? Только все бессмысленно. И я хочу вернуться домой, где меня ждут друзья.
- И что – пить огневиски? От тебя плохо пахнет. Девушка теперь смотрела на него снизу вверх – он был выше ее больше чем на голову, и стоял к ней вплотную. Наверное, во время своей речи он начал вышагивать – для эффекта. Теперь он чувствовал себя глупо, и ветер все время кидал ее волосы ему в лицо.
- Но я люблю огневиски.
- Я знаю. Из-за тебя у нас было уже два отравления. Ты никому не делаешь лучше, когда приносишь с собой всю эту плохую энергию. У тебя плохая аура. И от тебя плохо пахнет.
Рэнди нахмурился. Девчонка его злила. Он не хотел ее обидеть – сначала, но теперь хотел.
- Все это..
- Как зовут твоего домового эльфа?
- Тилли. То есть – я не знаю, но мы называем ее Тилли.
Девушка кивнула.
- Хозяева дают им новые имена, а старые они не знают, или забывают. У твоей тоже есть свое имя. Нужно его только вспомнить или найти, но последнее сложнее – обычно они очень длинные. Рэнди – верно? Рэнди, ты свободен уйти когда захочешь. Мы никого не держим силой – это твоя воля. Свободная воля – это главное, и ты волен загубить себя, если очень захочешь. Мы пытаемся что-то построить, и я верю в это. Тут многие вылетели из школы, или не ходили вовсе. Видишь того парнишку? Филипп наш лучший, он не ходил в школу, его хотели забить камнями в деревне. Роза – из семьи неволшебников, у нее нет твоей крови, но она уложит тебя на лопатки в любой дуэли, я в жизни не видела таких безжалостных сглазов. Все тут потому что они во что-то верят. Я верю в то, что если бы ты был на моем месте, видел то, что я видела, ты бы тоже поверил. Потому что иначе, – она убрала волосы с лица (для этого ей потребовалась вся рука) – Мы обречены. Но лично ты нам не нужен. Мы построим это и без тебя, и без твоих родителей, потому что мы строим что-то особенное. Для этого не нужны деньги. Ты можешь возвращаться к друзьям.
Прищурившись, девушка снова убрала налетевшие волосы от глаз и, придерживая их вдали от лица, повернулась и ушла к напарникам. Те снова поднимали руки, и ряд молодых волшебников держал палочки наготове – в нескольких десятках ярдов стояли новые мишени – пугала в старых пальто, сарафанах, твидовых пиджаках.
- Brand!
Позже Рэнди узнал ее имя у одного из тех парнишек, с которыми раньше напивался тайком от старших и просыпал утреннего феникса. Она мало разговаривала, но всегда называла его по имени – Randje. Они, конечно, так и не стали друзьями, и он не стал назло миру лучшим среди талантливых юных волшебников, но он стал неплох, научился аппарировать, вызывать патронуса. Хотя, надо сказать, по проклятьям он скоро смог тягаться с Розой.
В тот день, он пошел за девушкой, придерживающей рукой волосы, опустив голову, и вернулся в строй.
- Wands in de aanslag!³
Рэнди поднял палочку.
- Brand!

^{1. Brand! - Огонь! (дат.)
2. Тролльи яйца – trollocks (придумано Рэнди Блетчли, маг. англ.)
3. Wands in de aanslag! - Палочки на изготовку! (дат.)}

[html]<center>LEAVING FOR EUROPE1935
FRED ASTAIRE & GINGER ROGERS - "ISN’T IT A LOVELY DAY?"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://h.saavncdn.com/130/BD_3661585648130_01_004.mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&"/></object></center>[/html]

Семья покидала Великобританию. После скандального выступления на заседании Конфедерации, вызвавшего аплодисменты со стороны представителей Германии, Норвегии, Швеции, Болгарии и (разумеется) Дании и закончившегося официальным и необратимым исключением Блетчли из состава его представителей (в солидарность свое представительство также забрали несколько его коллег, с хохотом аппарировав прямо из залы, что считалось вершиной плохого тона), вечеринка была неминуема. Морозным ноябрьским вечером 1935 года Блетчли-холл был в последний раз наполнен толпой светского магического общества. По длинным коридорам величественного особняка ходили министерские работники с женами, бывшие коллеги похлопывали Блетчли по плечу (“какая докси тебя укусила, старик? Мы и подумать не могли, что в тебе скрывается ренегат!”), шерри лилось зачарованным водопадом в пирамиды граненых фужеров; весь парк был окутан атмосферой упоительного своеволия и некой наивности, оставившей многих достопочтенных магов и ведьм на следующий день с легким похмельем и расстройством желудка (“должно быть, это все фуа-гра из сниджетов, которые разносил их эльф! Но как очаровательно!”) и заведшей престарелого и подслеповатого посла Бельгии вместо сада прямиком в декоративный пруд. К его чести, он блестяще оклемался, под звонкий смех собравшихся высушивая мантию палочкой и доставая из кармана горсть жаброслей и галантно преподнося их жене члена Совета по Выработке Международных Стандартов. Он никому не сказал, что тот вечер оставил в нем оставшуюся на всю жизнь необъяснимую боязнь перед морепродуктами, которую, как он был готов поклясться, вызвал укусивший его в пруду гриндилоу.
Волнение и чувство предвкушения в толпе собравшихся вызывала также группа молодых людей, специально ради торжества появившихся в светском обществе – гости оглядывались на них, на то, как хозяйский сын со смехом уговаривает светловолосую волшебницу не трогать свои пышно уложенные светлые волосы; на то, как эти юные волшебники держатся одной группой и почти не общаются с людьми за ее пределами; на почти осязаемый дух неповиновения и добродетели, который исходил от них (должно быть, так пахнет молния, ударившая в горную землю) и спрашивали друг у друга – они с ним? В последнее время, маги, собираясь вместе, обсуждали лишь одно имя.
- Кто он, венгро-швед?
- Я слышала, что он болгаро-норвежец.
Молодые люди улыбались, будто бы зная что-то, чего не знают остальные. Причина этих улыбок стала ясна, когда во время торжественного ужина, прямо во время речи виновника торжества, в саду послышались хлопки, от которых зазвенели стекла в окнах. Охнув, гости повалили на улицу, где деревья вокруг дома и живые изгороди качались и тревожились листвой, как во время урагана. Дамы придерживали шляпы, а мужчины придерживали дам.
- Я горжусь тобой, пап.
Блетчли обернулся на сына, и понял. По другое плечо от него с широко раскрытыми от восторга глазами на появляющихся в саду людей смотрел Министр магии Дании, Хьюго де Вриес.
После одного взгляда на залу, куда он вошел, шурша подолом мантии, под рокот приглушенных голосов, Гриндевальд поморщился, отведя взгляд от черепа над камином и улыбнувшись супругам Блетчли, которые стояли, держа друг друга под локти.
- На редкость безвкусно, – произнес он, и жена члена Совета по Выработке Международных Стандартов беззвучно спрятала свою тарелку с фуа-гра из золотых сниджетов за спину.
- Мистер Блетчли проделал отличную работу в Конфедерации, – торопливо произнес де Вриес.
За несколько миль, с разных сторон парка, окружавшего дом, люди в серых мантиях бежали сквозь живые изгороди, качающиеся от несуществующего ветра, к Блетчли-холлу. Человек, стоявший рядом с Гриндевальдом, дал знак молодым людям, и некоторые из них направились к выходу из залы, аппарируя с порога. За окнами, на горизонте, беззвучно засияли всполохи магии.
- Вы останетесь на чай? – спросила миссис Блетчли.
- Боюсь, что нет. Грета, – волшебник кивнул на светловолосую девушку, и та, кивнув, направила палочку на висок миссис Блетчли.
- Империо!
- Империо! – подхватил Рэнди, направляя палочку на отца.
Когда волшебники в зале поняли, что молодые люди окружили их, было уже слишком поздно.
- Почему, Геллерт? – де Вриес с неприязнью отвернулся от толпы, на лице которой расплывались блаженные улыбки. – Они же и так были бы с нами!
- Они мне не нравятся. Не люблю британцев. И сделайте что-нибудь с этим уродством, – он обвел рукой помещение, сплюнул на паркет и исчез.
- Со мной, – датчанин, надеевшийся на вечеринку, но получивший очередное плохое настроение начальника, с поникшим лицом кивнул Блетчли, которые мгновенно встали и, пошатываясь, взяли его под руки. Комната стала пустеть, по мере того как молодые волшебники забирали с собой гостей – кто-то из них проснется завтра в своей постели с похмельем и легким несварением желудка, кто-то – нет.
- Я думала, он останется на чай, – c улыбкой произнесла миссис Блетчли, и ее смех оставался в комнате еще несколько мгновений после того, как она с супругом исчезла куда-то в направлении Северного моря, перемещаясь с архипелага Британских островов на долгожданный континент, пускай и не совсем тем способом, как они рассчитывали. Чтож, не все в жизни происходит так, как ты рассчитываешь. Даже если твоя фамилия – Блетчли.
Этой морозной ноябрьской ночью, мир Блетчли закончился, как ему и было суждено когда-то.
Рэнди остался в комнате последним. Позвав эльфа, он долго стоял в гостиной зале, глядя на камин, на шкафы с книгами, на осколки тарелок и изысканные блюда, выпавшие из рук исчезнувших гостей и лежащие теперь грудой на полу, и растекающееся через осколки пирамиды фужеров по полу море золотистого шерри, пропитывающее собой ковер, широкими кругами обволакивающее собой поверхность блестящего темного паркета, подбирающееся к его лакированным ботинкам. Тилли неуверенно выглянула из-за угла, и Рэнди кивнул ей, протянув ей руку. Ее босые ноги прошлепали по искрящемуся полу, и, расшнуровав и сняв второй ботинок, Рэнди дал его ей.
- Мастер Рэнди?
- Все закончилось. Тилли. Вернее.. Ты можешь выбрать себе новое имя. Или найти своих родителей. То есть.. Будь свободна. Ты свободна, делай что хочешь. Главное – свободная воля. Произнеся эти слова, Рэнди на мгновение задумался о том, как странно – громкие слова могут означать свою полную противоположность. Но затем его мысли улетели куда-то вдаль. Из окна дуло холодным ноябрьским ветром; его босые ноги мерзли на затопленном полу.
Задумчиво переворачивая ботинок в пальцах, Тилли подняла глаза на бывшего хозяина.
Лицо молодого человека было немного потеряно. Сглотнув и обернувшись на окно, где вспышки магии Авроров, не сдержанных его друзьями, приближались к дому, он пригладил волосы, одернул пиджак, и направил палочку на череп, висящий над камином.
Как когда-то в детстве, эльф взяла его за руку. В самый раз, Мастер Рэнди.
- Вермиллиус! Аппарейт!
Из раскалившегося волшебного рога изверглась взрывная волна. Камина, длинного стола с яствами, библиотеки, подвальной кухни и ее пыльных бутылок, шкафов с письмами и бумажными корабликами (“будем поздно, дорогой! Не жди! Бесконечная любовь, мама и папа”), комодов с платьями, шубами, халатами, отцовскими смешными штанами, рубашками и костюмами, туалетных столиков с флаконами, второго этажа с кабинетами, третьего этажа со спальнями и кроватью с парусом, пристроек, колонн, кипарисов, окружающих дом, сада, живых изгородей, парка не стало.

Отредактировано Randell Bletchley (2017-04-26 14:53:02)

Поделиться32017-04-26 01:10:50

Автор: Randell Bletchley
NO MERCY RUN
Анкета: Рэнделл Блетчли, 30
VERGELTUNG, PB
ЛЗ: Германия; диверсант
Уважение: +118

PART II

Носорог! Ах! Носорог!

Э. Ионеско “Носорог” - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

[html]<center>THE BLINDING1935-1940
JESSE TABISH - "ARTHUR SPEAKS"<iframe style="border: 0; width: 26%; height: 13px;" src="https://bandcamp.com/EmbeddedPlayer/album=1935690674/size=small/bgcol=ffffff/linkcol=2ebd35/artwork=none/track=397630947/transparent=true/" seamless><a href="http://jessetabish.bandcamp.com/album/arthur-millers-the-price-soundtrack">Arthur Miller's The Price Soundtrack by Jesse Tabish</a></iframe></center>[/html]

В новом мире не оказалось места таким, как мистер и миссис Блетчли или, по крайней мере, оно оказалось не там, где они рассчитывали обнаружить себя, загадывая на будущее, которого внезапно не произошло – как когда-то на Кубке 1924 года, на лучшей трибуне, отведенной конфедеративному Комитету по Квиддичу. Нет; их место оказалось в одном из нижних уровней датского Министерства магии, находящихся глубоко под замком, который они так любили. Они занимались изготовлением и распространением листовок – таланты мамы все же пришлись к месту, и зачарованное перо (не ее любимое, чьи перламутровые отблески исчезли в огне вместе с их прошлой жизнью, а казенное, министерское, с обыкновенным скучным почерком, бледным цветом чернил) под размеренные звуки ее голоса писало: Ренессанс волшебников: новая эра Европы, и письма складывались в стопку, и пожилая волшебница с тележкой проходила в конце смены между рядов, и загружала стопки бумаги в огромную трубу, где, исчезая в пыльной вспышке, они затем появлялись в небесах над Северной и Южной Америкой, Великобританией, Ирландией, Канадой, Австралией. Листовки падали на прохожих – изредка, оглядываясь по сторонам, они ловили бумажку и засовывали в пальто; чаще – проходили мимо, вдруг заметят, и большая их часть оказывалась на тротуарах. Ради общего блага! За магическое единство! – пищала листовка тоненьким голосом, пока дождь не заглушал ее лозунг, и слова не размывало дождем и она, скомканная, не оказывалась в конце своего долгого пути лишь мусором в водостоке, растоптанная копытом лошадей и ботинками магглов, порванная колесом кареты, автомобиля, на полуслове.
Они выглядели счастливыми в своей новой роли – новые Блетчли. Министерское общежитие выделило им хорошую комнату, и по выходным они ходили гулять в ботанический сад или по набережной. Их аккуратные и ничем не примечательные министерские мантии ничем не уступали их бывшему гардеробу в покрое – Тилли все так же умело обращалась с ниткой и иглой, предпочитая подшивать одежду хозяев вручную (старая, верная Тилли, оставшаяся при родителях, даже будучи свободной). Они все так же держались за руки и не отходили друг от друга на шаг – даже их рабочие места в Министерстве были незаметно сдвинуты поближе друг к другу, как парты у школьников.
Иногда Рэнди был готов поклясться, что так было всегда. Такими родители нравились ему гораздо больше; теперь они ужинали исключительно дома, вместе с ним, не выходя за пределы общежития после заката, и Рэнделл не был уверен, было ли это исполнением его желания и последствием чар, или они со свойственной им проницательностью предвидели комендантский час, введенный в тридцать восьмом, после покушения на Министра магии. По мере того, как влияние Гриндевальда охватывало собой последние уголки Европы, мир супругов Блетчли сужался вместе с их кругом общения и вымирающей родословной – в отсутствие вечеринок, светских визитов и торжественных приемов, они стали пьесой о двух актерах, и в этом было нечто правильное, и Рэнди в очередной раз убеждался в своем пути, в том, что все и вся на своих местах. В этой простоте и предсказуемости он находил успокоение; зная, что дома у родителей (как быстро он забыл ненавистный Блетчли парк) все в порядке, он мог полностью отдавать себя высокой цели – своей вере в новый мир, своей преданности человеку, имя которого он любил повторять про себя, как чары для уверенности.
Геллерт, Гриндевальд. Г – руническая, таинственная; Р – животная, красная; Т – чистая, пахнущая смолой. Greater, good. Превосходство в правде. Без лжи. Без фальши. Рэнди поворачивал эти образы в своей голове, и пальцы под воротником кофты обводили выпуклый ожог на груди – они развлекались у костра, украшая себя символами и рунами, нагие окунались в холодное озеро, залитое лунным светом, и свежие шрамы шипели, приобретая свою окончательную форму, как металлическое острие, снятое с наковальни и опущенное в бочонок с водой; над поверхностью воды поднимался пар; brand – пли, или – факел, или - раскаленное железо, или – клеймо. Треугольник, круг, прямая линия. Если бы это была буква, то ее звуком был бы крик, срывающий легкие от счастья. Когда он успел стать таким счастливым? Наверное, когда покинул дом. Когда разрушил его своими руками, избавившись от своей фамилии, от своего рода. Блетчли; Рэнди морщился от этого звука – тусклый оцарапанный металл, отдраенный эльфами до блеска, но уже ничто не сотрет темных пятен из тонких борозд, ничто не остановит его разложение; он был создан для того, чтобы быть разрушенным, переплавленным, его сущность и его существование имели смысл только видоизменившись, обретя новую форму, став из украшения инструментом. Рэнди чувствовал себя инструментом – полезным, используемым, но также он чувствовал себя человеком. Не просто человеком – волшебником. Все то, о чем ему говорила семья, было набором бессмысленных историй и фальшивых ценностей. Когда они говорили про семью, они говорили про кровь. Кто такие Блетчли? Почему они имеют значение? Больше, чем Филипп, больше, чем Роза – больше, чем Тилли? Кто они такие, чтобы брать на себя богатства, власть, слово, если им нечего сказать? Кто они такие, чтобы обладать чем-либо, и зачем им что-либо, если в их руках – ключ к мирозданию, самое невероятное чудо на земле – дар магии? Кровь ничего не значит; деньги ничего не значат. Слова Греты вновь пришли в его сознание, пока он внимательно смотрел на родителей через стол, на то, как мать наливает отцу чай из жестяного чайника – они были не готовы. Они проницательные, возможно даже умные люди, но их ум был заражен ценностями мира, которому суждено умереть, и он должен был умереть.
- За всеобщее благо, – тихо повторял про себя Рэнди, кивая в тарелку с супом, и мама поднимала голову, улыбалась – ты что-то сказал, дорогой? – Я сказал, что мне очень нравится суп.
- Это все Тилли. Что бы мы без нее делали, – миссис Блетчли с любовью смотрела на эльфа, сидящего по левую руку от Рэнди, и эльф прятала глаза, и ее полупрозрачные на фоне окна ушки покрывались румянцем. Рэнди вновь чувствовал поднимающееся глубоко изнутри чувство правильности, чувство справедливости и правды, и улыбался.
"У тебя удивительный ум, Рэнди,” – его сознание снова наполнялось словами Греты. – “Это возможность доказать свою преданность, и свою веру. Скажи мне, ты понимаешь, о чем я?” Рэнди снова кивал в тарелку, мысленно разговаривая с разваренной морковью и картошкой, будто он снова был на том поле, будто он заканчивал школу с отличием, или… или ему просто говорили – ты хороший человек, твоя жизнь имеет смысл, ведь в этом вся суть, верно? Знать, что ты не бесполезен. Что ты можешь быть кем-то. Да! Я понимаю! – мысленно отвечал он Грете, и ожог на груди теплел, как второе сердце, данное ему его новыми друзьями, доказательство того, что он – один из хороших, один из тех, кто не позволит злу происходить в мире. – “Это произойдет на приеме после выступления твоего отца в Конгрессе. Мы все там будем. И он тоже. Это то, насколько это важно. Это он, Рэнди. Твой шанс сделать что-то”. Империо! Он стоял в ряду тех, кто выжил после той ночи – Филипп погиб, но унес с собой жизнь трех авроров, еще двое его друзей отдали свои жизни за их цель, а он был жив, и он выполнил свое предназначение. Гриндевальд смотрел в глаза каждому из них, и на мгновение Рэнди казалось, что он сделал что-то не так, что он не достоин, ему хотелось плакать, но Грета специально стояла рядом с ним, чтобы он не боялся – как будто он был особенный, Мерлин, как приятно; и их глаза встретились, и Геллерт Гриндевальд (его имя было шумом в его голове, вместе со стуком крови, как неистовая буря) кивнул, и сказал – волшебный род это семья. И эта семья начинается с нас. Мир станет настоящим, чистым, и мы пройдемся по нему вихрем, и название этому вихрю – революция, и имя нам – Todessturm. Все, что должно умереть, умрет, для того, чтобы на его месте вырос новый мир. Т – как крестовый поход; Д – как открывающиеся ворота и ослепительный свет, проникающий сквозь них; С – овощной суп, который приготовила Тилли, очень вкусно; Р – Рэнди; М – магия.
- Мы семья, – говорил Рэнди, и поднимал глаза на маму с папой, и они улыбались и брались за руки, потому что стол был маленький, человеческого, настоящего размера (и старый, из дешевого дерева), за таким столом можно было разговаривать, и Тилли напевала что-то, и ее приятный голос доносился с кухни вместе со звуками моющейся посуды и открывающегося шкафа, льющейся воды, и волшебное радио включалось само по себе, и голос диктора говорил о начале войны. В комнате пахло надвигающейся бурей, и суп в тарелке Рэнди начинал непроизвольно плыть по кругу, заворачиваясь в воронку.

[html]<center>SOUND & MAGIC1940-1941
MICA LEVI - "GRAVEYARD"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://mp1.mp3zv.ru/mp3/5rySmvAvcI3/d18fa93da8f096e633339e1d7758cad7/data/Mica_Levi_-_Graveyard.mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&"/></object></center>[/html]

С земли, глядя вверх, они были цветным вихрем, проносящимся по небу, и простолюдины, обделенные даром видеть и знать, думали, что это самолеты, а мальчишки в самолетах, сбрасывающие на теряющиеся внизу паутины городов и деревень посылки с огнем и смертью, клялись, что это призраки, фантомы – словом, то, что происходит, когда ты летаешь слишком долго, и в легких заканчивается кислород, и ты начинаешь видеть то, чего на самом деле нет. Цветной дым – говорили они друг другу, когда шли по летному полю, убив нужное количество друг друга, заданное им сегодняшней квотой. Нет, говорил другой – я был готов поклясться, что это лица. Один из них посмотрел прямо мне в глаза, и его взгляд был похож на саму смерть. Качая головой, мальчики-пилоты уходили домой; они думали только о своей войне.
Волшебники тоже думали только о своей войне. Железные птицы, летающие в небе, были для них неодушевленными, не имеющими значения, и лишь по нелепой случайности преследующими ту же цель, что и вихрь – избавить мир от самих себя. Пускай, говорили волшебники, и оставляли их в покое, сцепившимися друг с другом, не разнимая их, не вдаваясь в подробности цветов, распускающихся огнем на земле, свинцового дождя, фигур, марширующих на смерть. Возможно, те, кто задумывался об этих безгласых рядах, теряющихся в полях, в обрушивающихся домах, в лагерях и газе и огне, думали лишь о жестокости, свойственной простолюдинам. О ее ненужности и излишестве. Возможно, те, кто видел вагоны для животных, набитые людьми, не останавливали их не потому, что не знали, куда они едут, а потому что в этой набитой криками и голодом конструкции из древесины и металла и крылась ненависть нас к ним – это могли бы быть не они, а мы. Что они делают друг с другом это то, что они могли бы сделать с нами, если бы мы не были умнее, лучше, чище. Таков язык войны.
- Я ненавижу их, – говорил Рэнди другим, и они отвечали ему тем же. Непонимание, смешанное со страхом и отвращением, не оставило магглам лиц, Рэнди перестал видеть их лица на улице – они были не более, чем ходячие пугала в пиджаках, пальто и платьях, чрезвычайно занятые разрушением друг друга в своей бессмысленной злобе. Когда горели их города и деревни, и Грета держала на руках девочку, погибшую от обскура (обскуры, воплощения нашей боли – то, что они существовали, было достаточной причиной для того, чтобы стереть с лица земли их всех – за одного ребенка, за одну искру магии, зажатую в немагическом кулаке, задушенную, погаснувшую, и лишь обжегшую его кулак напоследок), Рэнди заходил в дома лично, и зеленые вспышки избавляли их от гибели в огне, давая им гибель во свете (очищая их), и кричал. Когда они летели в небе, их крики не заглушал даже шум ветра и рокот самолетов – слепые от ярости, мы брали палочки и сталкивали железных птиц друг с другом, топили их корабли, сжигали их предводителей в постели – и наказание за вмешательство (вы мараете свои руки, говорил он, они борются за смерть, а мы боремся за жизнь; вмешиваясь, вы становитесь одними из них) стоило того, потому что мы чувствовали отмщение, и когда наши сорванные голоса возвращались к нам, мы говорили о том, что оно того стоит. Но его слово было законом, война отличалась от бойни лишь правилами, и правила должны были быть соблюдены, чтобы наши души не покрывались дымом и копотью, и кровь смывалась с рук в озере, и к утру мы вновь были младенцами, чистыми, незапятнанными.
Мир разделился на нас и их окончательно – иногда Рэнделл задавал себе вопрос о том, почему он не видел этого раньше, кто уговорил его в том, что это когда-либо было не так. Наверное, он что-то делал неправильно, потому что когда Грета говорила о свете, он чувствовал внутри себя только тьму, и свет его чар переставал давать ему покой; облака все равно смыкались; возмездие никогда не пересекало черту преступлений, которые были его причиной и его целью, они всегда были на шаг вперед, и костры догорали прежде, чем они успевали снять их жертв с креста. Т – Todessturm. Блетчли не знал, в чем его изъян; никакие поиски, никакие молитвы к предкам не давали ему ответа на вопрос – почему эта война кажется бесконечной? Когда она закончится? Рэнди видел цель, но он чувствовал свои руки связанными, его вопросы о том, почему они не могут стереть их с лица земли за день, безвозвратно, не сдерживая поток света короткими вспышками, не сдерживая крик набором слов, оставались без ответа. Он не стал лучшим и здесь; не смог. Наверное, это было частью того, с чем они пытались бороться – амбиции, тяга к славе. Громкое имя. Может быть, этот изъян был в нем с рождения, и никакая вода не могла смыть с него блестящее фамильное серебро. Он маршировал в ряду штурмовиков, но его ноги заплетались – он хотел идти быстрее и выбивался из строя; он избавлял мир от яда неволшебников, но почему-то то, что он делал, оказывалось слишком. Грета обвинила его в жестокости.
- Я не плохой человек, – Рэнди плакал, и просил у нее прощения, и она всегда принимала его сторону, спасибо, Грета, спасибо, он не был одинок, она прощала его, но ему начинали сниться сны. Блетчли парк – исчезнувший, разрушенный, стертый, оказывался на прежнем месте, и он был заперт в своей комнате и не мог выйти, занимая ее полностью, упираясь согнутой шеей в канделябр, не помещаясь ободранными коленками в стены, и комната шла трещинами, и он был виноват, виноват. Он за рулем маггловского автомобиля, этой проклятого металлического зверя, и он совсем не знал, что делать с рычагами и рулем, пытался избежать несчастья, но все равно сбивал ее на пути к Косой аллее, раз за разом, и стоял над ней, но забывал чары для того, чтобы воскресить погибшего, и как дурак повторял – Вермиллиус! Вермиллиус!, и огромный рогатый зверь, занимающий собой половину Риджент-стрит, поднимал на него глаза, блестящие в сумерках, копал копытом тротуар, и тротуар начинал светиться изнутри, обжигал его босые ноги.

[html]<center>ON THE NATURE OF FREE WILL1941, I
JESSE TABISH - "BROTHER’S THEME"<iframe style="border: 0; width: 26%; height: 13px;" src="https://bandcamp.com/EmbeddedPlayer/album=1935690674/size=small/bgcol=ffffff/linkcol=0687f5/artwork=none/track=1693776058/transparent=true/" seamless><a href="http://jessetabish.bandcamp.com/album/arthur-millers-the-price-soundtrack">Arthur Miller's The Price Soundtrack by Jesse Tabish</a></iframe></center>[/html]

Он начал терять время.
Это было страшно не потому, что в его времени было что-то особенное, что он хотел бы сохранить – дни были похожи друг на друга в своем напряжении, в своей ярости, и забыть часть этого, прогуляться по городу, не видя перед глазами красного света, начинало казаться хорошо проведенным временем; нет, это было страшно потому, что Рэнди понял, что сходит с ума. Это осознание дано малому количеству тех, кто, оказываясь лицом к лицу с собой перед зеркалом, может признаться себе в том, что не всегда узнает человека, смотрящего на него из отражения, и, возможно, в этом было бы успокоение, и это можно было бы даже объяснить – оставил часть своего благоразумия, неосторожно аппарировав (ведь некоторые рассеянные маги аппарируют, расщепляясь, оставляя позади себя тропинку из собственных конечностей), потерял рассудок на войне – это случается; осознание себя одним из тех, кто не выдержал – это не плохо. Но все же.
Он не помнил места. Грета говорила ему название деревеньки в Англии, которую они сожгли за погром магглами волшебного квартала, и он не помнил этих событий, хотя она говорила ему, что он отличился, показал себя (напоминая ему о том, кто он; она привыкла к тому, что Рэнди – один из тех, кто не может сказать себе об этом сам: ему нужно слышать о таких вещах). Он не помнил лица. Новый друг оказывался незнакомцем, и Рэнделл выхватывал палочку, когда тот касался его плеча – его движения стали резкими, речь – отрывистой. Призрак его неудач следовал за ним как боггарт и накрывал его по ночам черным покрывалом, как одно из тех существ, о которых в детстве рассказывают родители, чтобы ты хорошо себя вел и не выдергивал филину перья, гоняясь за ним по комнате – Рэнди не помнил, как оно называется, но помнил, что однажды ночью оно может прийти, накрыть тебя, и ты умрешь, и никто никогда не узнает. Его страх был похож на это существо.
- Покрывало смерти? – cпрашивал он у Греты, и она странно на него смотрела, не понимая о чем он. – Родители тебе не рассказывали..?
- У меня нет родителей.
Забыл, но вспомнил; теперь вспомнил.
- Извини.
- И солнце, и луна, и звезды, – пела Тилли, вытирая мокрым полотенцем пот с его лба, но он уже не мог заснуть, перестал спать вовсе, и переворачивал мамин комод в поисках зелий, которые давно исчезли в огне. Снова начинал пить.
Что-то странное начинало происходить с отцом. Мать была в порядке, но отец… Однажды он получил телеграмму из министерства, и, прибыв в отдел, обнаружил отца запершимся в мужском туалете, не пускающим никого внутрь до тех пор, пока не услышал голос сына.
- Я опаздываю к Шафик! Он просил меня замолвить за него слово перед Верховным чародеем! Рэнделл, ты снова спрятал мой портключ? Мне нужно к Шафик!
- Империо, – шептал Рэнди, направляя подрагивающую в руке палочку на висок вспотевшего, покрасневшего отца, и к его лицу снова возвращался цвет, и он доставал промокшие ноги из слива, разжимал пальцы со стен кабинки. Что ты здесь делаешь, сынок? Рэнди высушивал его мантию и пытался понять – что он сделал не так? Почему оно перестает работать (у Греты работает – мама в порядке!), и что будет, когда его не окажется рядом?
Страшно было это.
Магия идет из тебя, из твоих мыслей, наделенных даром материальности, тем даром, за который они борются – этой добродетелью, отличающей нас от них. И его магия стала плохой. Рэнди стал уверен в том, что если об этом кто-то узнает, то его непременно убьют. Он не знал о том, что Гриндевальд не трогает даже сквибов, не знал о том, что не делает ничего плохого. Я не плохой человек – Рэнди больше так не говорил, потому что больше не был в этом уверен. Хуже становилось стремительно. Пропущенные, а то и заваленные задания – лишние смерти (он не уберег Розу, хотя мог, он был рядом, просто не заметил, как она упала), упущенные беглецы – магглы, знающие его в лицо, описывающие охотникам на волшебников кудрявого высокого британца в цветастой мантии. Он почти перестал улыбаться; перестал говорить. Но в этом новом замкнутом пространстве, из которого больше не было выхода, у него был союзник. У его безумия был близнец.
- Я не знаю, кто она. Понимаешь о чем я? – шептал ему отец через стол, оглядываясь на мать, расчесывающую свои волнистые каштановые волосы у зеркала.
- Это мама.
- Нет. Нет, это не моя жена. Я знаю, как зовут мою жену. Я не знаю, кто эта женщина.
Рэнди напоминал ему ее имя, и мама поворачивалась к своим мужчинам, улыбалась, махала им рукой.
- Чаю?
Рэнди соглашался, но отец мотал головой. Не пей. Он будет отравленный. Она подмешивает что-то в чай.
Империо.
Заклинание, населяющее волю другого человека твоей, работает, если ты точно знаешь, чего хочешь, и если воля твоя чиста, и ты помнишь, что ел на завтрак, и ел ли его вовсе. Теперь, когда Рэнди пытался сделать отцу легче, отец начинал тихо мычать – будто от боли. Могло ли это быть, или Рэнди только казалось? Могло ли быть так, что его сознание, чувствуемое другим человеком, вызывало у него физическую боль?
- Ты должна мне помочь, – наконец не выдержал он, когда Грета, ответственная за него, старшая, не позволяющая своим бойцам терпеть неудачи, вынудила его признаться, выхватила палочку, приставила ему к виску. – Мне плохо.

[html]<center>NO ONE WILL DIE1941, II
MICA LEVI - "TEARS"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://mp2.mp3zv.ru/mp3/5rySmvAvcIk/5bdd4a78cf37c80114b38479fd006b19/data/Mica_Levi_-_Tears.mp3
&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&"/></object></center>[/html]

Все, что он когда-либо любил – разрушалось, осыпалось песком в его руках, оказываясь хрупким, ломким, не выдерживающим силы его любви; не задерживалось в его ладони привычным весом чужого прикосновения, любимого предмета, чего-то, на что можно рассчитывать. Рассчитывать нельзя ни на кого – на себя в первую очередь. Это он понял давно. Это – как и все очевидное, неважно. Важно то, что следуя этой закономерности, мама, папа, Грета и Тилли должны были непременно умереть. Кажется, похожая история была в сказках бардов (он своими глазами видел Бузинную палочку – значит, все, что было написано в сказках, было правдой). К тебе приходит Смерть – старая знакомая, и говорит – все, кого ты любишь, падут от твоей руки. И целью твоей жизни становится предотвращение этого события, ведь в глубине души ты знаешь, что если ты – плохой человек, то только ты можешь остановить себя. И, неизменно, неумолимо, твои старания предотвратить это приводят к той самой цепочке событий, в конце которой ты остаешься один, и все умерли.
Рэнди начал думать о том, как спасти их, и первой, самой любимой, была домовой эльф. Не обладая даже малейшими знаниями о том, где домовые эльфы живут вне рабства волшебников, куда они уходят после освобождения (или, в случае упрямой старушки Тилли – не уходят, отказываются от своего спасения), как устроен их мир, не тронутый человеческой рукой, Блетчли начал с того, что втайне ото всех, наблюдая за Тилли, осознал, что война бессмысленна. Она полировала его волшебную палочку, пока он лежал на кушетке в Министерском общежитии (ему нравилось не иметь своей квартиры, и поэтому он ночевал либо в комнатушке родителей, либо у Греты и ее супруги – конечно, у Греты была супруга, она была очень талантливой и красивой волшебницей, и было бы странно, если бы она осталась одна, тем более с ее добрым и открытым сердцем), думая, что он спит – но он не спал. Он наблюдал за ней. За тем, как она рассматривает его палочку, произносит чары, чтобы починить ее трещинки (Рэнди убил много людей, и его палочка была самой обыкновенной, не Бузинной – такие палочки изнашиваются вместе с хозяевами), думает о чем-то, и напевает про себя песню, конец которой он всегда забывал. Что-то про фей и “кентавров, тоже”, и как они то ли засыпают, то ли придут к тебе во сне, чтобы тебе не было одиноко, юный волшебник. Его любимая песня. Неважно. Он думал о войне. О блюдах в Блетчли-холле – волшебные звери и птицы на жаркое. Люди убивают животных просто так (не так давно Рэнди, также втайне ото всех, перестал есть) – для веселья или для еды. Как папа. Поэтому папу не очень жалко. Папу он будет спасать последним. Мама любила фуа-гра из золотых сниджетов (Рэнди был, также втайне – у него было много тайных мыслей, которыми он не делился ни с кем – уверен в том, что Гриндевальд наказал его родителей не за то, что они богатые, а за то, что они убивали волшебных животных). Мама с папой всегда как будто были одним человеком – если прищуриться, можно было представить, что это одно существо с четырьмя руками и четырьмя ногами, двумя головами. Страшно. Сначала Тилли, затем Грета – Грета была добра к нему, затем мама и папа. В таком порядке он всех спасет.
Что делало само существование, само присутствие Тилли в этой жалкой комнате смертельным приговором всей их семье, оправдывая то, что если ни один из них не переживет эту войну, миру не станет хуже? Он не мог сформулировать свою мысль, но знал, что происходит что-то чрезвычайно неправильное. Его мысли наполнялись красным, как во время налетов. Он постарался подумать о чем-то хорошем, но вспомнил, что ничего хорошего в мире нет, и он один. Стало легче.
- Тилли, – крикнул он, привстав с кровати, и эльф, вздрогнув, уронила его палочку на пол; из нее посыпались маленькие искорки; красиво, но недостаточно, чтобы предотвратить то, что должно произойти.
- Мастер Рэнди?
Рэнди перестал быть Рэнди, и стал красным облаком, бесом из сказок, кидающимся к своей волшебной палочке, переворачивающим стулья, Круцио, убирайся, убирайся, я сказал тебе уходить, ты никогда меня не слушаешь, меня никто и никогда не слушает; эльф плакала и просила его остановиться, и когда он остановился – позже, достаточно поздно, чтобы она больше его не любила, она, всхлипывая, доползла до невысокого ящичка, где лежали ее вещи (которые он покупал ей, она никогда не могла ничего сделать сама, ничтожество), взяла оттуда свой маленький чемодан и, когда она исчезла в маленьком, скромном облачке пара (даже уходя, она не доставила никому неудобств), в комнате на мгновение повисла последняя нота ее горечи.
Рэнди откинулся на пол, глядя на белый, чистый потолок. Он засмеялся, а затем, свернувшись клубочком, заплакал.
Теперь Тилли не умрет. Он ее спас.
Дальше – Грета. Не вставая с пола, Рэнделл дотянулся до своей волшебной палочки и аппарировал.

[html]<center>LOOKING FOR GRETA1941, III
GUSTAVO SANTAOLALLA – “CROSSING THE LINE"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://storage.mp3.cc/download/37575128/MDViSU1tczNIWnowN0NmVWVjUEcxeEZMeTB4UkowRWtmZEdFcjVFYUNpM0l1TWdzUmNLelFaN2JtTktRTG1rangveTNLRldOMEtyTTFJcXV6MHlLK1N6RmJQNUtCY0tGV0JvUVJzcnRpckZOR2JreWpLY3VHTGYzdjhRbXpxVmE/gustavo-santaolalla-crossing-the-line-theallost.net_(mp3.cc).mp3
&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&comment=" /></object></center>[/html]

Его штаны промокли. За годы озеро вышло из берегов, и бескрайнее зеленое поле из его воспоминаний стало болотом; трава выцвела, золотилась. Потревоженные его появлением, с неодобрением оглушительно стрекотали озерные создания, перелетая с камыша на камыш. Феи; как в его колыбельной. Среди высокой травы он искал Грету, но не находил – песня отвлекала его мысли (может быть это были сирены, или болотные огоньки, пытающиеся заманить его внутрь, вниз; становитесь в очередь, думал Рэнди, я решу, как умереть, сам – позже). Больно; места из прошлого, если застаешь их врасплох в настоящем, не успевают приобрести привычный вид, все кажется неправильным. Где стояли палатки? Где смеялись юные волшебники? Все изменилось, он не узнавал этих мест, его обманули. Поймав один из огоньков, Рэнди с сжал кулак – передумал, выпустил, фея с тонкими, едва слышными воплями влетела в камыши, спасаясь. Глупое создание.
- Я просто ищу своего друга.
Вода, отражающая желтое небо, пошла кругами, когда волшебник исчез, но потревоженный стрекот все не утихал; казалось, он становился только громче, предчувствуя что-то.
Ботинки хлюпали по выложенной камнями узкой улочке. Здесь тоже ничего не было – только сожженные дома, над которыми до сих пор поднимался сизый дым. Обогнав закат, Рэнди оказался в сумерках. У него не было плана. Он просто пытался найти Грету, и смотрел везде, где мог вспомнить, связанный ничем, кроме своих собственных мыслей и своего незнания – ведь его выгнали. Семья от него отказалась. Не думая о том, что делает, Рэнди открыл стоящий посреди разрушенной стены дверной проем дома, где когда-то жили волшебники, где уже не жил никто.
(Он открывает дверь гостиной в доме Греты, растерянный, проснувшийся – сколько дней он спал? Она дала ему какой-то вязкий травяной раствор, похожий на озерную тину, и с непривычки проспал, кажется, целую вечность. Она сидела за столом – темную гостиную освещал тусклый свет старинной канделябры – странный, непривычный предмет, красивый но безвкусный, похожий на что-то, что понравилось бы его родителям; он бы никогда не подумал, что у Греты дома будет такая лампа, но он многого не замечал в последнее время; наверное ее купила ее супруга. Грета пила чай, пригласила его сесть рядом.)
- Это слишком для тебя. Тебе нужно отдохнуть.
Чашка летела в стену, и стол раскалывался надвое, канделябра бешено качалась из стороны в сторону – шум, треск, Грета выхватывает палочку, вскрикивает.)
- Он был здесь.
- Какого черта он забыл в болоте?
- Идем дальше. И оповести министерство.
(Он не мог вспомнить, что было дальше, помнил только то, что ему больше нельзя было к Грете домой. Он хотел спасти ее, или убить? Он не помнил. Он только знал, что ему нужно ее найти.)
Косая аллея. На этом повороте погибла волшебница – теперь здесь стояла лавка с жареными каштанами и горячим чаем. Рэнди попросил чай – он замерз, но у него не было денег.
- Братишка, ты что? Аааааааааааааааааааааааааа!
Оседая за свою лавку, волшебник кричал, и прохожие останавливались, совы начинали тревожно кидаться на клетки в витрине магазина напротив, и из конца аллеи на него смотрел огромный зверь со светящимися глазами. Рэнди убирал палочку, пятился от зверя назад, откуда-то из-за угла на него бежали волшебники в сером – вон он! Хватай его! Вспышка; Рэнди стоял посреди оживленной улицы, он даже не знал, куда переместился – наверное всего лишь на пару кварталов, у него почти не оставалось сил, вокруг ездили автомобили и сигналили ему.- Будьте храбрым.- Меня сейчас вырвет.
- Что, во имя--- ˙”ɔʎиvvиwdǝʚ“ ǝинɐниvʞɐε wɐmиdɐʚоɯ 'ɐɯɔņʎvɐжоu 'ǝɯижɐʞоu 'иɓнєd- Меня…
- И со̧л͜нце̴, ͞и л͟у͞н̧а̵, ̸и͠ звез̕ды̧--̷- И что – пить огневиски? От тебя плохо пахнет.Его тошнило на тротуар.
- И феи, и кентавр тоже—
С неба на него падало облако листовок.- Wands in de anslaag!Рэнди поймал одну из листовок, зажмурился – мир вращался, как в водовороте, - всмотрелся в нее.
- Ради общего блага!
Я сказал, что мне очень нравится суп. Его сделала Тилли. Что бы мы делали без нее? Прямо на него ехал маггловский автомобиль. Он не найдет Грету. Ему нужно в Министерство.
- BRAND!
Фары ослепили ему глаза – крик, скрежет металла. Вспышка.
Он стоял посреди круга волшебников. Свои. Цветные мантии. Столов и стульев не было. Все смотрели на него, как на преступника. Что он сделал?
- Мне нужно…
- Мистер Блетчли.
- Я должен найти… Один из волшебников начал поднимать палочку, и Рэнди, дернув шеей, сделал выпад в его сторону, волшебник покачнулся, из его носа брызнула кровь, он упал, но сзади его кто-то схватил за руки, Экспеллиармус, у него больше не было палочки. Больше не свои.
- Мистер Блетчли, вы арестованы за измену.
Cерые мантии, дико раскачивающийся канделябр. Не может быть. Она запретила ему ходить к себе домой. Он вернулся? Он не помнил. Грету арестовали?
- Где Грета?
- Мистер Блетчли, сегодня утром ваш отец убил двух сотрудников министерства и нанес увечья еще одному.
Мама.
- Ваши родители находятся в госпитале. Ваша мать понесла тяжелые повреждения. Он напал на нее, но нам удалось ее спасти – в отличие от тех, кого ваш отец убил при попытке побега.
Значит, родители живы. Где Грета?
- Мистер Блетчли, за разглашение местонахождения секретного штаба отряда и подвержение жизни Греты Крэбб смертельной опасности, - даже, я бы сказал, попытку убийства - вы приговариваетесь к пожизненному заключению в тюрьму Нурменгард, без суда и права на защиту.
- Вы врете. Он врет. Я бы никогда не обидел Грету. Послушайте! ЭЙ! Я не плохой человек!
- Забирайте его.
- Он разбил мне нос. Сумасшедший.

[html]<center>NURMENGARD1941-1943
JÓHANN JÓHANNSSON - "FIRST ENCOUNTER"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://mp2.mp3zv.ru/mp3/3zY6lX0ZPXs/25b66d5c3777d5a3871509d5940e9dd1/data/Jóhann_Jóhannsson_-_First_Encounter.mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&comment=" /></object></center>[/html]

Через несколько часов дороги лицо наконец онемело под непрекращающимся потоком холодного морского ветра, и даже щеки, расцарапанные острыми крапинками льда, уже почти не горели; он зажмурился и не видел ничего, слышал только рев воздуха, чувствовал во рту дым, соль.
Они летели долго, в тишине – парни держали его под руки, и Рэнди чувствовал себя маленьким ребенком, его тело непроизвольно вжалось в их тела, лицо уткнулось одному из них в грубую ткань мантии. Высокий, красивый парень с бритой головой и рунами на висках – кажется, венгр, но он не помнил его имени, хотя когда-то они стояли плечом к плечу. Второго он не знал.
Позади оставались страны и континенты, земля, все, что было с Рэнди раньше – остался только бесконечный, длящийся, казалось, несколько дней, этап – в Нурменгард не аппарировали, а прибывали. Какой он? – хотелось спросить ему у парня, ты бывал там раньше? Будет больно? Наверное, да. Он этого заслужил; или нет. Он не помнил, но решение было принято за него. Похоже, конец, и он дышит свежим воздухом в последний раз; в последний раз видит свет. Приоткрыв глаза (его ресницы покрылись инеем), он обнаружил небо совсем темным – успела наступить ночь, и где-то наверху (он не мог повернуть туда голову, шея совсем онемела), должно быть, были звезды и луна. Разжав высохшие губы, Рэнди приоткрыл рот, один глоток воздуха, второй; задохнулся, горло обожгло, он закашлялся, и, внезапно, земля.
Его толкнули в спину, чтобы он встал. С его волос, закрывающих лицо, стекала вода, капала на траву; за его спиной через пропасть шумел океан. Плечи сомкнулись сами на себя, все его тело не двигалось, отказывалось делать хоть что-либо, Рэнделл не шел вперед (прятал в зажатом кулаке комочек холодной скользкой травы и горсть камней, которые схватил, упав), хотя сопровождающие снова толкнули его вперед – еле удержался на ногах. Край глаза видел какое-то искажение в пространстве неба и скалы – чернее, чем что либо, неопределенного размера, он специально не пытался рассмотреть ворота, о которых столько слышал, не вчитывался в буквы, в голове была только неожиданно ясная мысль: это неправильно. Его предали; он старался, но у него не получилось – почему он был здесь?
- Это все, брат, – чувство венгра у него за спиной, за которое он цеплялся, испытывая некую сложность в том, чтобы сосредоточиться на чем-то еще, было, наверное, последним в его жизни контактом с человеком, которого он знает. Брат. Ты мне не брат. Если бы я был твой брат, ты бы меня сюда не привел, как приводят на живодерню укусившую собаку. Повернувшись всем торсом назад, Рэнди с трудом приподнял голову через тупой, чугунный вес, который тянул ее, напротив, вниз, посмотрел парню в лицо, пытался найти в нем что-то; не находил. – Некуда больше бежать. Вперед.
Значит, вперед. Хорошо, что тот, хотя бы не молчал. Это было по-доброму. Несмотря на обиду, отчаяние, Рэнди пообещал себе запомнить это – что Каин заговорил с ним перед тем, как его убить, и в его голосе, пускай в нем не было сочувствия, не было и ненависти. Он повернулся обратно, и каменные ворота с низким, заложившим уши рокотом раскрылись – черная дыра в черной темноте. Сжав кулак сильнее, Рэнди сделал шаг – и темнота сама вышла к нему навстречу, забрав его из рук бывшей семьи.
Темнота была к нему жестока, и обещание боли сбылось, но сознание, смилостивившись, покинуло его, обратившись снаружи внутрь, поймав последнее воспоминание: образ улетевшего обратно в Европу венгра, которому было суждено погибнуть на войне не далее, чем через месяц; поставив его перед ним, взяв тело Рэнди в его вымышленные красивые руки (не те, которые брали его на самом деле), склонившись головой над его плечом, поцеловав под ключицу – коснувшись щетиной того места, где была татуировка. Затем, его тело за ним, но он не сжимает его руки, ведя его в тюрьму, а касается его так, будто они друг друга очень сильно любят, и рев ветра в ушах – ритмичный стук теплой крови, и немое от холода тело – волны дрожи там, где одни части человека соприкасаются с другими, и все в нем тянется и выгибается назад, снаружи внутрь – туда, где хорошо, оттуда, где плохо; не пуская то, что происходит на самом деле, в сознание, рисуя противоположную реальности картину, приятную, красивую; и тело его светится изнутри и взрывается радостным жаром, почти как в рассказе отца об охоте в Африке, когда он убил гиганта – в детстве Рэнди любил эту историю, сидя у отца на коленке, слушая то, как он хвалится, испытывая веселье и гордость. Милые воспоминания, собравшись в его голове в последний рывок усилия, были будто хороводом, взявшимся за руки, мелькающим пестрыми цветами, не дающим чужому наблюдателю увидеть того, что происходит в их центре, где – хворост, кол, костер, ведьма, и пение их заглушает ее крики.
Зачем знать то, что происходило на самом деле? Там не было ничего хорошего. Там люди передавали его друг другу, чтобы разобрать его на части и затем собрать по своему образу и подобию; из человека в заключенного; юноша вздрагивал во сне, когда кожа на его предплечье раскрывалась тонкими острыми линиями, рисующими цифры и руны – его клеймо; волосы его с тихим шорохом падали на пол, обнажая нелепую форму черепа, немного оттопыренные уши и трогательные выпуклые косточки за ними. Те руки передавали его в другие, и следующие руки оказывались хуже. Его кулак не разжимался, никто не видел, что в нем – им, к счастью, было все равно.
Как и мужчине, который затем держал его тело за руки, и женщине, которая держала его за ноги, и оба старались не смотреть вниз – и даже взгляд друг друга не ловили, когда взяли его с пола после первых, смеющихся, уходящих принимать следующих, и несли вглубь крепости. Эти мужчина и женщина были Переправщиками, Паромщиками (но не Плакальщиками) – такова была их сущность и роль – подобрать тело с берега и перевезти его через реку, в подземный мир – у каждого в руке по веслу; вода реки черная, как смола. Каждое утро они выходили на смену, и каждый вечер им стирали память – они не запомнят того, как говорили друг другу – раз, два, три, и, падая сквозь воздух, голое тело Рэнди со всплеском погружалось в воду прямоугольного колодца, и смола ее смыкалась на его белой коже, и некоторое время он парил в воде и видел сны, пока хлопья отмершей кожи, беззвучно отделяясь от его частей, плыли вверх светлыми пятнышками, растворяясь по пути, и облачка крови переставали, и рубцы затягивались, и раскрытый в беззвучном искривленном крике рот закрывался, когда сломанная челюсть вставала на место; и все это время он незаметно погружался глубже и глубже, пока, наконец, не касался дна, и вода не опускалась, и колодец не оказывался комнатой; камерой.
Проснувшись, он засунул кулак в рот; прожевал траву, взял камушки за щеку. Отлично.

[html]<center>THE LETTER “S”1943
MICA LEVI - "BURIAL"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way= http://mp1.mp3zv.ru/mp3/5rySmvAvcHV/af5 … ent=" /></object></center>[/html]

Стена с грохотом раскрылась, и его затопило светом, настоящим, живым, снаружи. Может быть, по соседству с ним сидел хороший человек, и вместо того, чтобы освободить какого-то ученого, революционера, искателя правды, которых было в этой крепости много, они случайно выпустили на волю одного из ее чудовищ; они не должны были успеть понять, что совершили ошибку. Он, не заснувший за эти три года ни разу по собственной воле, не был среди тех, кого спасители доставали из их клеток и колодцев, как детей – он рассматривал волшебницу, чья палочка теперь была в его руке, вжатая в ее пульсирующую сонную артерию, рассматривал коридор, смотрел вглубь коридора, где стены и силуэты людей высвечивали вспышки; вот последний охранник блока падал на пол, дергаясь в конвульсиях, с пеной изо рта, и он улыбался, с широкими от возбуждения глазами смотрел на него, как на самое прекрасное, что когда-либо видел в жизни, смеялся, обнимал волшебницу, запечатывал ей рот поцелуем, отпускал ее, кидался наперерез женщине из соседней камеры, с силой вталкивая ее в стену и не давая ей добраться до палочки охранника – теперь она его, он весь его; первое заклинание за долгие годы – Авада Кедавра, и тот больше не бился в конвульсиях. Он надевал его штаны, но не форму – чтобы его не спутали со стражем, они висели на его тонкой талии как мешок, но он был счастлив, теперь у него были собственные штаны. Этаж за этажом этого лабиринта он ходил за этими людьми, не спрашивая кто они, не открывая двери – только находя охранников, и служащих – зеленая вспышка за зеленой вспышкой. Если это был хороший сон, пускай он будет длиться хотя бы еще недолго.
Они прорвались сквозь несколько коридоров, и, наконец – выход. В дневном свете один из освобожденных (наверное, бывший боец или один из повстанцев - у него уже была палочка), бешено озираясь по сторонам и помогая отбиваться товарищам от волшебников, атакующих с воздуха, защищающих крепость, увидел татуировку у него на груди; он был раскрыт. Тот направил на него палочку, и он направил на него палочку в ответ, он не мог расстаться с ней, не мог поднять руки – только отступал назад, выигрывал время, улыбался, вытягиваясь во весь свой рост, так, что трещал позвоночник.
- Я не плохой человек, – перекрикивал он взрывы, зная, что его жизнь решит мгновение, что если волшебник хотя бы дернется, он попытается его убить или обезоружить, но сейчас, в этой секунде, он должен быть не убивать его сразу (все его существо кричало – убей). – Я не один из них. Он знал, что звучит неубедительно, что с его лица не сходит ухмылка, но страх двигал его по окружности, не давал свести с оппонента глаз.
И тот ему не поверил. Вспышка, вспышка – он упал и перекатился – земля перед ним взорвалась, оглушив его, но не обездвижив, он схватил бегущего мимо старика, выставил его перед собой, и волшебник опустил палочку, у него на лице был страх.
Это мгновение могло пойти любым ходом, он мог бы помочь волшебнику, доказать свою преданность, благодарность за спасение – но им двигал только страх. Он не хотел умереть.
- Пожалуйста, – сказал он, но это был не его голос, будто мир на мгновение перевернулся справа налево, и что-то пошло не так; он понял, что это сказал старик, которого он держит в руках, направив ему в висок палочку – он держал в руках старика, направив ему в висок палочку, у него в руках был живой человек, и он разговаривал. У старика не было ни волшебной палочки, ни одежды – только серая роба, которая была надета на всех сбежавших (свою робу Рэнди сразу выкинул, он больше никогда не хотел видеть этот серый цвет), почему-то никто кроме него не забирал одежду у охранников. – Меня зовут Стебер. Уолтер Стебер. Bitte.
С. Ему нравилась эта буква. Он не знал почему. Если бы его имя начиналось на какую-то другую букву, он бы, скорее всего, его убил или бросил, но С – хорошая буква. Он взлетел, под охи старика, уворачиваясь от штурмовиков, летящих на него со всех сторон – сбивая одного, убивая второго, пока небо, неожиданно, не оказалось абсолютно чистым. Просто серые утренние облака и легонько накрапывающий дождь. Старик дрожал от холода у него в руках – он и сам начинал коченеть. Они летели долго, без направления, пока сердце не перестало стучать у него в висках, пока он не начал думать – что дальше? Почему-то этот вопрос вызывал у него странное беспокойство. Куда дальше?
- Я живу в… – прошептал волшебник, и Рэнди встряхнул его – не засыпай, негодяй, где ты живешь? - ..лин… Берлин. Старик назвал улицу. – Как.. как твое имя, сынок?
…
Он не знал.

[html]<center>ON THE NATURE OF MEMORY1943, II
GUSTAVO SANTAOLALLA - "LOST"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://audiotut.ru/download-music/21007747/gustavo-santaolalla-lost.mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&comment=" /></object></center>[/html]

- Ничего? Совсем? Девушка с беспокойством оглядывалась на молодого человека. Абсолютно голый (он говорил, что его штаны пропали где-то над океаном), он появился вместе с ее отцом у них на пороге. Пара дней ушли на то, чтобы в дом прибыл старый друг – колдомедик из Святого Агриппы, и, придя в себя после шока, привел в чувство и обоих прибывших. Она не знала что сделать с молодым человеком, предлагала ему чашку за чашкой чая. Шея до сих пор болела после того, как он пытался ее задушить, но и отец кричал во сне. Они вернулись. Мерлин. Как это могло произойти? В газетах ничего не было. Молодой волшебник почти ничего не говорил, только следовал за ней из комнаты в комнату – не мог оставаться один, и, как сказал их друг – ничего не помнил. Он помнил Нурменгард, помнил, что кто-то вытащил их оттуда. У него на груди была их татуировка, но он не мог сказать почти ничего, кроме нескольких имен – Гриндевальд, какая-то Гвиневра, или Габриела, почему-то он помнил имя датского Министра магии, которого убили несколько лет назад – в Der Angriff даже были страшные фотографии обуглившихся домов, она помнила эту статью, и он очень странно смотрел на их домового эльфа. Но он не знал, как зовут его самого, кто его родители, где его семья. Все, что она знала – это что он – британец. Поэтому она купила в магазине чай, который больше всего показался ей похож на то, что, должно быть, пьют британцы, и носила ему чашку за чашкой.
- Должно быть, Заклятие Забвения, – говорил доктор (они говорили шепотом, потому что даже несмотря на то, что он накачал парня снотворным, что чуть не стоило ему жизни, у него все равно было ощущение, что тот готов наброситься на него в любую минуту). Он покачал головой. - И я слышал, что это – не самое страшное, что с ними там делают. Уму непостижимо, как им удалось убежать. Но этот молодой человек спас твоего отца, это вне сомнения.
Девушка думала об отце, о том, какой он был худой, о том, как за эти шесть лет он пропустил смерть мамы, и его не было на ее свадьбе – все эти годы она думала, что он уже давно умер за то, что всего лишь имел смелость участвовать в том чертовом протесте, где страшные люди в цветных мантиях хватали людей на улице и больше их никто никогда не видел, и он был среди них, папа, обычный лавочник (который когда-то был профессором, которого даже приглашали преподавать в Дурмштранг, но он отказался! Он был прекрасным человеком, и никогда бы не согласился с тем, что они там делают – Мерлин, ей до сих пор казалось, что он мертвый, хотя он лежал в соседней комнате, он был жив, ей нужно было привыкнуть к этому чуду, но в безопасности ли они? Что? Что, если кто-то узнает? Что ей сделать? Что бы сделала мама?), и она начинала рыдать, и колдомедик обнимал ее.
Колдомедик думал о том, что он видел нечто похожее только единожды в жизни – волшебник, потерявший рассудок, и утверждающий, что должен был быть Министром Магии Дании – он рассказывал красивые истории, носил смешные штаны. Но у него были такие же глаза. Волшебник качал головой и принимал предложение дочери старинного друга переночевать, но его не покидало чувство тревоги. Он хотел разобраться в этой истории, но все это было больше его, больше его. И дано ли ему когда-либо понять, что случилось с ними там? Скорее всего, нет. Но он чувствовал своим долгом быть здесь и пил на ночь чай, вешал свою шляпу на шкаф, ложился на кушетку, лишь слегка расстегивая пиджак. Долго смотрел в потолок и не мог заснуть, но все же засыпал. В конце концов, они вернулись. Не всем так везло; да, это было тяжело сказать, но им повезло. В том, каков мир был теперь - это было настоящее чудо. Ему снились добрые сны.
- Ты очень хороший человек, сынок.
Он проснулся, дернувшись, и схватился за палочку. Огляделся вокруг себя. Ночь. Встал с кровати – на стуле лежала одежда. Оделся. Ботинки были немного малы, но ничего страшного. Удобная, старая рубашка. Прошелся по дому. Три человека, один эльф – все спали. Он долго стоял над каждым из них, сжимая палочку в руках, но вспоминал, что они не хотят ему зла, передумывал, хотя что-то в голове говорило – убей, убей. Его не отпускало предчувствие чего-то ужасного. Этот дом казался ему картонным – он брал предметы в руки, заглядывал за картины на стенах, открывал шкафы – ничего. Он чуть не сошел с ума, когда смотрел на свое отражение в ванной (заметил – он кудрявый; странно), и, не задумываясь, повернул ручку крана в ванной – сам вид воды вызывал в нем какое-то безумие, но он не мог сказать, почему. Направив на кран палочку, он сломал его – чтобы даже капли не стекали. Ему все равно казалось, что пол мокрый, и комнату вот-вот затопит. Стены начали на него давить. Срочно нужно было выйти, но выход из ванной ему перегородила Тилли. Должно быть, проснулась, когда он боролся с краном.
- Я могу Вам чем-нибудь помочь? – спросила она низким хриплым голосом. Тилли. Не Тилли.
Он выбежал из их дома, долго оборачивался на дом, кутаясь в чужое пальто (теперь это было его пальто). Рука нащупывала в кармане что-то – носовой платок с гравировкой “W.S”, С, хорошая буква, и немного помятые немецкие купюры, леденец, который он сразу засунул за щеку, груша. Он неплохо говорил по немецки (почему?), но не мог понять, сколько в кармане денег. На улице почему-то совсем не было людей, в небе шумело, но этот звук ему ни о чем не напоминал, он продолжал идти, хотя пару раз оборачивался на дом, думал об эльфе, о спящих людях. Продолжал идти – очень не хотелось сидеть взаперти. Шел. Куда?
Хлопок, вспышка. Перед ним появился волшебник.
- Беги! Беги!
Шум в тучах (гром? Но сейчас зима) сменился на свист – и с неба на улицу падали какие-то предметы, и он остановился, как вкопанный – это что-то ему напоминало, но он не мог понять, что. Он поднял голову – в облаках что-то было.
Слишком много произошло сразу – надпись у него на руке почему-то накалилась и зажглась белым светом, затем земля вздрогнула, и весь ряд домов у него за спиной обрушился в поднявшемся мареве дыма и огня, и на улице стали появляться волшебники в цветных мантиях – кто-то из них показал на него рукой, но волшебник, стоявший в другом конце улицы, добежал до него первым.
- Сумасшедший. Я сказал – беги.
Как ему рассказали позже, они находили сбежавших по рунам. Тупица. Он даже не подумал. А тех домов, и трех спящих людей, и эльфа, больше не было. Остался только носовой платок.

[html]<center>VERGELTUNG1943-1944
BING CROSBY - "AUF WIEDERSEHEN, MY DEAR"<object type="application/x-shockwave-flash" data="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" height="30" width="200"><param name="wmode" value="transparent" /><param name="allowFullScreen" value="true" /><param name="allowScriptAccess" value="always" /><param name="movie" value="http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf" /><param name="FlashVars" value="way=http://mp2.mp3zv.ru/mp3/5oT9gkFKagxM/113023f81c72d45af442b7fde9605bd5/data/Bing_Crosby_-_Auf_Wiedersehen_My_Dear.mp3&swf=http://flv-mp3.com/i/pic/ump3player_500x70.swf&w=200&h=30&time_seconds=0&autoplay=0&q=1&skin=white&volume=100&" /></object></center>[/html]

Таких, как он, оказалось среди довольно много. Он не знал, что чувствовать, зная что самое большее, что их объединяет – это что они были в Нурменгарде, но это было хоть что-то. Наверное, теперь этого было достаточно.
Он достался им по ошибке, по случайности – в этом он был уверен, и был уверен в том, что они это знают. Они освободили не всех – как он слышал, после этого самых лучших из заключенных попросту убили, чтобы и они не сбежали тоже (хотя почему-то они называли это победой. Победой над кем, и ради чего? Но такие вопросы его больше не волновали. Они возникали, оставались без ответа, возвращались снова, но в этом больше не было смысла. Гонка одной собаки за собственным хвостом), и где-то среди них был человек, который должен был быть на его месте. Красивый. Веселый. Хороший. Но его не было. Был Рэнди.
Волшебник – Веннберг, сказал ему его имя. Это все, что они смогли достать, и даже это было счастливой случайностью – его имя было в списках, которые Todessturm не успели уничтожить. Рэнди Блетчли. Рэнделл Джордж. Б-л-е-т-ч-л-и. Странное имя. Не очень похоже, но, наверное, так. Он бы выбрал другое, но он больше не хотел выбирать, предпочитал, чтобы выбирали за него. Направь меня – заклинание Сторон света, которое его развлекало, показывая ему на Север. Север все еще находился там, где находился раньше, хотя Рэнди был не уверен в том, что его не подменили, и на самом деле это был не Юг. Но это то, чем приходилось довольствоваться – малым. Малые развлечения. Как, например, огневиски. Или – его самое любимое развлечение – заклинание Империус.
О, оно производило удивительные результаты. На одном из заданий, Рэнди оказался лицом к лицу с штурмовиком, и приказ был – забрать живым, взять информацию, и Рэнди вызвался сам. Слово всплыло в памяти само; он направил на штурмовика палочку, и тот закричал, и из носа у него полилась темная кровь. Капитан (его ужасно злило, когда Рэнди его так называет) отшатнулся, схватил палочку Рэнди, за что тот чуть было не набросился на него, вовремя остановился, вспомнил, с кем имел дело, вспомнил, как они стояли на обрыве перед Нурменгардом, и тот чуть не пришил его – он был ничего, наверное Рэнди поступил бы на его месте так же, но откуда ему было знать.
- Какой мантикоры? Дело было не в палочке. Штурмовик все кричал и кричал, и им пришлось его заткнуть – они так ничего и не узнали, он был бесполезен. После этого Капитан стал смотреть на него как-то иначе, что уже начало злить самого Рэнди. Как будто он что-то сделал не так. Но он думал про мантикору, и внезапно смеялся, когда они избавлялись от тела штурмовика, а тот все никак не хотел избавляться (такова природа лишних тел): “тролльи яйца”, и согнулся пополам, захохотав; смеялся до слез. Остальным было не смешно. Никто не хотел быть его другом, ну и какая к боггарту разница.
Иногда, когда они успевали перехватить какие-то журналы, листовки, фолианты, он начинал нервничать, витал над Капитаном, заглядывал ему через плечо – вдруг там будет что-то про него, но каждый раз, когда у него спрашивали, что ему нужно, он огрызался, не отвечал.
Ему снились сны. Чаще всего ему снилась вода – что он тонет, и он пытался найти какой-то парус, как будто его корабль пошел ко дну, но парус непременно должен был остаться на поверхности. Почему – он не знал, и никогда его не находил. Ему снилось широкое зеленое поле, и он шел по нему, зовя по имени девушку, уходящую от него вдаль – Гильда, Гитта? Но когда он догонял ее, она оказывалась совсем маленькой, поворачивалась к нему, домовой эльф.
- Ты знаешь, сколько в Европе домовых эльфов? Заказывай что-нибудь или проваливай отсюда, – говорил ему сварливый эльф-бармен в одном из пабов, в которые они ходили после заданий, где он всегда напивался, и кто-то из нас (ему бы хотелось назвать их товарищами, но никто не называл его так, поэтому он называл их просто мы – это уже было хорошо) всегда доводил его до своей кушетки, потому что он не мог находиться один, вечно ночевал у кого-то, мешал нам, злил нас, ходил по ночам во сне и смотрел на нас пустым взглядом, а если мы его спрашивали о чем-то – злился, но у нас не поднималась рука его прогнать, потому куда бы он пошел? Но он был не особенный. Всем было некуда идти.
Но он, конечно, был не совсем пустое место. Когда он был в настроении, он довольно смешно шутил – хотя иногда его шутки были жестокими. Хорошо относился к животным – лучше, чем к людям. У него были отличные проклятья – до тех пор, пока он не использовал чертов Империус, а он очень любил, его это веселило. И Рэнди знал, что то, что он – никто, делает его ценным. В этом мире было полезно быть никем. Ему было нечего терять. У всех был кто-нибудь, кто задерживал их, заставлял оглядываться по сторонам, но у него не было никого (он искал, и не находил, начинал переставать искать), и это, возможно, и делало его по-настоящему одним из них, из нас, безымянным, бездомным, и поэтому – свободным.
С. Хорошая буква. Он не знал почему. Просто хорошая. Она наводила его на мысли об овощном супе. Вкусно.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

навыки:
Некогда подающий большие надежды и даже талантливый заклинатель, ныне Рэнди слишком неуравновешен, чтобы быть надежным бойцом, и берет хаосом, силой. Его магии не помогает также и то, что, как подавляющее большинство заключенных Нурменгарда, он не имеет собственной палочки, и пользуется чужой.
Когда-то он умел превосходно вызывать патронуса – джарви (злобный волшебный хорек, имеющий дар речи и использующий ее, в основном, для ругательств), но, потеряв рассудок и память, больше не может. У него много страхов, но, пожалуй, самый большой, с тех пор, как он покинул Нурменгард – вода. Его пытали водой. К чести Рэнди будет сказать о том, что он идет сквозь собственные страхи, как безумец идет через поле активного сражения – чем больше у него страхов, тем увереннее он движется вперед, потому что главного страха – перед смертью, у него больше нет. Отсутствие страха перед смертью – не значит нежелание жить. Наоборот: Рэнди – сплошной комок инстинктов к выживанию.
Его воспитание в светской чистокровной семье дало ему много скрытых навыков, которые люди совершенно не ожидают увидеть в нем – почти безупречное знание многих европейских языков, посвящение в таинство какой из десяти вилок нужно есть жареного в собственном соку огненного краба, и подсознательное понимание того, как устроено магическое общество. Иногда эти таланты, сомнительные или не очень, внезапно поднимаются на поверхность, удивляя всех окружающих, и Рэнди больше всего; породистый от рождения, он стремится к беспородности, незаметности, и это у него неплохо получается.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Связь с вами:
Через ЛС.

Пробный пост

-

Снаружи доносится страшный шум, слышно, как мчится стадо носорогов, ревут трубы, гремят барабаны.
Что такое?
Все бросаются к переднему окну.
Что случилось?
Где-то рядом обрушивается стена, пыль поднимается столбом, окутывает часть сцены, действующих лиц почти не видно, только слышны их голоса.
Ничего не видно. Что случилось?
Д ю д а р. Ничего не видно, зато слышно.
Б е р а н ж е. Этого мало.
Д э з и. Все тарелки в пыли.
Б е р а н ж е. Да, уж это совсем не гигиенично!
Д э з и. Давайте скорей есть. Не стоит обо всем этом думать.
Пыль рассеивается.

Э. Ионеско “Носорог”
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Отредактировано Randell Bletchley (2017-04-26 16:30:28)

Поделиться42017-04-26 15:56:05

Автор: Der Stürmer
протокол европейской мудрости
Уважение: +38

с товарищем веннбергом согласуете, а так претензий нет (простите!)

Пока мы руководим партией, она не будет дискуссионным клубом для
безродных литераторов и салонных большевиков.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - Добро пожаловать, пассионарий! Наша подпись останется здесь до тех пор, пока ты не сделаешь копию партбилета с перечислением всех важных эпизодов революционной деятельности. Не забудь вклеить фотографию (белый верх, чёрный низ, багровая повязка) и заполнить поле с краткой информацией о себе - чётко и выверенно, как лозунг, принятый на нашем последнем собрании. Будь храбрым и не забывай есть овсянку по утрам - ты нужен партии здоровым!

Страница: 1

DIE BLENDUNG

Меню навигации

Пользовательские ссылки

Информация о пользователе