Ради общего блага, ради Гриндевальда, ради закона и порядка, ради справедливости и отмщения — мы вступаем в эту войну. Война становится нашим новым миром: заброшенным, разгневанным, тонущим в страхе и крике. Война не закончится, пока мы живы.

DIE BLENDUNG

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DIE BLENDUNG » потерянная честь катарины блюм » Our war starts here


Our war starts here

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

27 марта 1940 года. В ролях: Раймар фон Фейербах – зам. начальника отдела международного магического сотрудничества; Теодор Буассье – аврор, приставленный к французской делегации, посетившей Берлин в этом году. Место и время действия: собор Святой Ядвиги, Берлин, последний день пребывания делегации в Германии.

«Вставайте, хватит спать, опасность у ворот,
Луна в немой тоске скривила бледный рот.
Вставайте, пробил час! Не спите, ради бога!
Положен кем-то меч у вашего порога.
Вставайте! Смерть - в седле, зловещий стук копыт
Газетною строкой по улицам летит.
Вставайте, час настал, пора надеть кольчугу,
Петух уже давно кричит на всю округу».


Жан Кейроль

+2

2

- Lass mich fre… fragen. А, чёрт бы вас подрал с вашим готским языком! – на чистейшем французском с жаром высказался гость.
Глаза его пылали негодованием. Рядом с ним испуганно сжалась сухонькая старушка, что-то лопоча на своём готском. На полу, возле её ног, валялись раскатившиеся во все стороны яблоки. Распустившаяся котомка – последний свидетель трагического падения, растерянно свисала с руки доброй женщины, которой наш герой сейчас протягивал слегка побитое яблоко. Яблок было ещё много. И собирать их пришлось бы – времени не перечесть.
Собор не обращал на это внимания. У алтаря неторопливо гудели прихожане, священник со строгим лицом зачитывал лекцию проштрафившемуся подростку, натужно гудел орган – и только серая церковная кошка с любопытством вертелась под ногами, мешая собирать то, что упало. Гость усмехнулся и поднял ещё одно яблоко. Он был огромен – даже на фоне высоких немцев смотрелся великаном, особенно когда выпрямлялся. Его голову венчала шапка упругих, тёмных кудрей, а загорелое лицо выдавало иностранца. Прихожане поглядывали на него с настороженной враждебностью. Породой незнакомец походил на еврея, а евреев в этих краях в последние годы весьма не любили.
Теодор с трудом понимал, о чём они говорят. То в одной, то в другой голове мелькали разрозненные образы – сосед-сапожник, пропавший пару месяцев назад, стайка детишек с желтыми нашивками на одежде – но никто вроде не собирался вызывать полицию. Кто-то подумал о канонике. Перед глазами сразу всплыло сострадательное, умное лицо. Каноник посмел молиться за евреев, и был арестован.
«Наверное, не стоило сюда приходить», - подумал Теодор. Люди здесь были, судя по всему, славные и не стоило подставлять их под удар.
- Ich gehen, - неловко сказал он. – Unmerklich.
Немецкий он знал плохо, на уровне отдельных слов, и очень этого стеснялся. В другой ситуации, в другое время, он не пошел бы в маггловский Берлин, не стал подвергать опасности ни себя, ни окружающих – но делегация задержалась в Германии, а он не был на мессе уже почти месяц. О Причастии, разумеется, речи не шло – какое там Причастие, если ты двух слов на местном связать не можешь, не то что исповедоваться, но побывать в новом городе и не посетить церковь, было выше его сил.
Собрав яблоки, он коротко, старомодно поклонился женщине, и отошел в сторону. Кошка увязалась за ним.
- Кис-кис, - задорно сказал ей Теодор, наблюдая, как животное вылизывает пушистую шерстку. В Берлине в последнее время было беспокойно. Дома активно обсуждали слух, что Германия собирается напасть на северных соседей – но дальше слухов и разговоров дело пока не шло. Европа категорически не хотела видеть в немцах угрозу. Теодор считал их слепыми.
Немцы, они все этакими были. На вид вроде – сухари-сухарями, а в сердце пламя. Подошел слишком близко – сгоришь. Вот и у них с немцами в последнее время неладно было, даром, что делегация тут уже неделю протолкалась.
Шум всё усиливался, нарастал. В последний раз натужно взревел орган под ловкими пальцами органиста, где-то заплакал ребенок. В углу, преклонив колени, молилась на образ женщина. Теодор отошел подальше, чтобы ей не мешать, почти спрятался за колонной. До мессы оставалось десять минут, а привлекать к себе ещё больше внимания он не хотел.
Хватит и того, что пиджак из мантии получился крайне неудачный. Он искренне сомневался даже в том, хватит ли его на всю мессу.

+1

3

Было некое очарование в церквях, в соборах, в храмах; путешествуя и странствуя то по делам Гриндевальда, то по делам министерства, он успел побывать во многих домах молитвы, и в каждом увидел какие-то неповторимые детали. Христиане были везде, зараза жертвенности распространилась по миру похуже «испанки», и даже если бы она не задела душу Раймара, он все равно бы нашел в ней необходимую толику покоя, которую нужно откуда-то получать. Другое дело, что вся христианская архитектура находилась в магловской части любого города, и переходить из магической в, так сказать, общечеловеческую часть каждый раз требовало от него борьбы с ленью. Однако в этот раз он победил ее, на скорую руку переделал дорогую одежду в не менее дорогую, но более привычную для глаз немагического общества, и, постукивая тростью по берлинским мостам, двинулся к церкви. Конкретно эту он нежно любил – паства в ней была тихой, миролюбивой и спокойной, некоторые старушки даже узнавали его, а дети, впервые видевшие и слышавшие звук настоящего величественного органа, иногда прятались за его ногами, если потеряли среди рядов мать. Царила здесь атмосфера семейности, и ее фон Фейербаху тоже часто не хватало. Люди Геллерта, конечно, старались выступать одним целым, единым фронтом, но их мало что могло объединить кроме веры в правое дело; проблемы в иных аспектах человеческой жизни мало волновали друг друга. Христиане же каким-то образом умудрялись не только эти проблемы решать, но и предотвращать; здесь старики еще учили молодежь, здесь молодежь еще не огрызалась на стариков. Маги, по сравнению с маглами, были на удивление обособленными существами.
День тоже выдался хороший, погожий, подходящий. Солнышко мягко грело лицо и голову, но периодически веющий в лицо ветерок прогонял любой весенний жар. Раймар немного опаздывал, поэтому, чем ближе он подходил к церкви, тем быстрее шел; в какой-то момент он просто оторвал трость от земли и стремительно вышагивал по направлению к храму, от которого, даже издали, слышались натяжные звуки из-под рук органиста. Дойдя же вовремя, фон Фейербах позволил себе перевести дух. И заметил знакомое до боли – почти буквально – лицо в обрамлении кудрей.
Найти мага в подобном месте было довольно странно. Наверное, по этому поводу даже существует какое-то поверье, но Раймар его не знал; с другой стороны, в месте – может, и странно, а вот во время – совсем нет. В воздухе висело напряжение, и из него был бы никудышный заместитель главы целого министерства, если бы он этого не чувствовал собственной шкурой. Подойдя ближе, первое, что сделал фон Фейербах – это украдкой взмахнул палочкой, делая из чужого пиджака более «приличную» версию. В чарах трансформации у Раймара всегда была крепкое «отлично».
- Доброго дня, мсье Буассье, - вежливо поздоровался он, пряча палочку в рукав. Его маленького волшебства никто не видел – благо, что француз то ли от кого-то, то ли просто так прятался за колонной, а паства была слишком занята собой, чтобы обращать внимания на магическое баловство. – Не ожидал увидеть Вас… здесь.
Он тщательно подбирал слова, одновременно вспоминая, что знает из французского, и, используя те выражения в немецком, которые были написаны в каждом, даже самом дешевом, разговорнике. Приветливо улыбнувшись, он оперся на трость, которую всегда брал для красоты и подчеркивания своего будто бы более высокого статуса, чем у всех присутствующих.
- Христос объединяет сердца даже в наше время, - сказал он зачем-то. Желание заводить религиозную беседу было слабым, но, право слово, не каждый день встретишь иностранного делегата в магловской церкви! Затем, еще раз взглянув в чужое лицо, на блестящие под солнечными лучами сквозь витражи кудри, кажущиеся под тенью колонны мокрыми, Раймар сглотнул слюну в пересохшем горле и продолжил:
- Давайте займем места, пока месса не началась. Если мне не изменяет память, то на часах почти полдень, и мы должны поспешить, чтобы сесть вместе. Вы же не возражаете от моего соседства? – спросил он через плечо, уже направляясь к более-менее свободной скамье. Для лучшего понимания, фон Фейербах перешел на английский, хотя французское мурчание и немецкое рычание еще раздавались в его голове хаотичным подбором слов и выражений.

Отредактировано Reimar von Feuerbach (2017-04-02 01:49:42)

+1


Вы здесь » DIE BLENDUNG » потерянная честь катарины блюм » Our war starts here


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно