О ПЕРСОНАЖЕ

       действующие лица:
У в е    Герстле (от нем. Uwe Gerstle) — отец (род. 1890); полукровный волшебник, этнический немец; в политическо-революционные игры не втянут, зельевар в аптеке Клауса Шторма, ныне проживает на территории Германии;
А н н е л и з    Герстле (от нем. Anneliese Gerstle) — мать (род. 1895); полукровная волшебница, немка; призрак прошлого, покинула семью вскоре после рождения Хейнриха; дальнейшая судьба и нынешнее местоположение неизвестны;
Э л ь м а р    Герстле (от нем. Elmar Gerstle) — старший единоутробный брат (род. 1914); судьба после 39 года и нынешнее местоположение неизвестны; поддерживает Гриндевальда, возможно (догадки Хейнриха), состоит в «Todessturm»;
И д а    Герстле (от нем. Ida Gerstle) — мачеха (род. 1896), заменившая мать в той мере, в которой могла; этническая еврейка (потому ныне, в это неспокойное время, выходя на улицу, частично или полностью меняет внешность); родительница Майи; проживает с мужем, управляющая в магазине волшебной одежды «Валькирия»;
М а й я    Герстле (от нем. Maja Gerstle) — младшая единокровная сестра (род. 1919); погибла вечером 9 ноября 1938 года, жертва Хрустальной ночи.

       история:
Хейнрих не помнил ни голоса (чуть хриплого, глубокого, тихого, как говорил Эльмар), ни касания нежных рук (они всегда были тёплые, мягкие — лучше любого лекарства, отмечал Эльмар), ни глаз (зеленые, вернее, серо-зелёные, большие и грустные, по словам Эльмара) матери; на периферии сознания неосязаемым облаком реминисценции маячит лишь её личный парфюм — терпкий, въедливый аромат мяты и табака. Эльмар говорил, она много, очень много курила: не выпускала из рук мундштук почти никогда. Как оказалось впоследствии, — вот ирония-то, а! — она от отца с владельцем табачного завода-то и убежала; убежала и сожгла все мосты, оставив младшего сына без какой-либо памяти о себе. Возможно, соври Уве маленькому Хенри и скажи, что Ида (новая жена отца, прелестная женщина, к слову) — его настоящая мама, мальчонке жилось бы легче, но того не случилось, а потому Хейнрих вынужден был уживаться с мыслью о собственной обделённости (у Эльмара была хотя бы память об Аннелиз, в отличие от младшего брата), невольно завидовать старшему Герстле да стараться не обрастать коркой из обиды и затаённой злобы на весь белый свет. Благо, то пусть с трудом, но удавалось.
Эльмар в глазах подрастающего мальчишки был больше, чем неоспоримым авторитетом, он суть единственный верный наглядный пример того, каким следует быть и казаться. Небольшая разница в возрасте между братьями оказалась залогом того рода отношений, которые сложились между ними: старший — проводник, младший — ведомый. Крепко сработавшийся тандем их, впрочем, вскоре трансформировался в целую команду затейников: подросшая малышка Эм, Майя, возлюбленная младшая сестра, стала прекрасной союзницей как в играх с дворовыми друзьями, так и в сокрытии учинённых шаловливыми детьми неурядиц.
Так должно было быть всегда, верили они, пока в жизнь каждого из младших Герстле не вошла магия: не та, к которой повседневно прибегали Уве и Ида (волшебство, потерявшее своё очарование, погрязши в будничности), но своя, необычайно особенная, способная горы свернуть. Необузданная стихия, вырвавшаяся наружу, — всё, о чём думали и мечтали дети теперь. Когда Эльмар отправился в Дурмштранг, Хенри и Эм буквально возненавидели старшего брата (всего на пару дней, правда): так сильно завидовали, так нестерпимо хотели прикоснуться к манящему и тайн полному миру чародейства.
Нетрудно догадаться, что когда самому Хейнриху пришло приглашение из Школы, весь мир мальчишки оказался перевёрнут с ног на голову — слишком великим счастьем казалось ему это. С попаданием в Дурмштранг, впрочем, завеса тайны с самого чуда волшебства как явления снята не была, что только больше будоражило любознательный ум Герстле. Суровая муштра и дисциплина не оказалась для него серьёзным испытанием: от природы спокойному, уравновешенному мальчонке было нетрудно соблюдать строгие правила. Хейнрих чётко понимал, отчего и почему находился здесь, между снежных пиков скандинавских гор в запорошенном старом замке; не просто понимал, но хотел в высшей степени выгодно воспользоваться теми возможностями, которыми alma mater располагала, а потому прилагал все усилия для того, чтобы. Время показало, что к окончанию учёбы наибольшие успехи младший Герстле имел в Трасфигурации да Боевых Искусствах (остальные дисциплины, должно быть, просто будучи не столь интересными для Хейнриха, были постигнуты на достаточном для хорошей отметки уровне, однако звёзд с неба в этих сферах он не хватал); пытливый мальчишка предпочитал часы в библиотеке шумным ребячьим забавам (не всегда, конечно, будем честны, но в изрядной пропорции), потому для всех знакомых и друзей его не стала удивительной новость о том, что Хейнрих, не прошло и нескольких месяцев после выпуска, поступил на стажировку в Отдел Тайн Немецкого Министерства Магии. 
Работа учёного-исследователя стала для Герстле настоящей отрадой: он делал то, что хорошо умел — учился, узнавал новое, открывал миру доселе не изученное. Предметом его научных изысканий были материи, чья природа была недостаточно понятна как маггловскому, так и магическому сооюществам, — пространство и время. Захватывающий (по меркам Хейнриха — безусловно) труд способствовал отдалению Герстле от внешнего мира, сократив его круг общения до тех, от кого молодому магу попросту было некуда деться: семьи да немногих сослуживцев. Всё глубже зарываясь в книги, всё больше времени посвящая науке, Хейнрих собственноручно сконструировал да выстроил звуконепроницаемый саркофаг вокруг себя, не допускающий вовнутрь ничего, кроме крайне необходимого. Но давление извне было больше, чем предполагал Герстле, а потому защита в один момент треснула.
Рубиконом, точкой биффуркации и невозврата стала ночь с 9 на 10 ноября 1938 года^[1].
Испещрённое осколочными порезами, покрытое грубым сине-зелёным узором из кровоподтёков, резко контрастирующих с мертвенной бледностью кожи, распростёртое в багряной луже собственной крови, тело Майи то и дело до сих пор появляется во взбудораженном сознании Хейнриха; память о том, что случилось с сестрой той ночью, мучает, заражёнными отчаянием когтями впивается в сердце, терзает и по сей день. Её смерть — неожиданная, быстрая (Хенри хочется верить в то), какая-то неприлично глупая да ещё и никому, кроме обезумевшей от свободы и ненависти толпы, не нужная — не просто стала горем для каждого из Герстле, но поделила семью пополам. «Необузданное беспричинное бешенство маггловских антисемитов необходимо было пресечь на корню, а для того нужно было лишь подчинить себе всю систему власти, сознание каждого ублюдка ещё до того, как угроза стала столь значительной», — говорил Эльмар, заходясь в приступах гнева и провоцируя отца и брата на неудобный разговор, требовавший принятия быстрых глобальных и обязательно верных решений,  — разговор о том, к кому присоединиться в назревавшем противостоянии. Вопреки представлениям Эльмара, старший Герстле предпочёл бездействие «поспешным ошибкам», посчитав себя слишком старым, и без того лишившимся слишком многого, чтобы вступать в революционную борьбу, а Хейнрих и вовсе оказался несогласен с братом во всём, в чём только можно было: начиная от методов борьбы с влиянием магглов и заканчивая причиной преждевременного ухода Майи. Всего этого ужаса, считал Герстле, легко можно было бы избежать, стоило бы только оградить два сообщества, донельзя разных, друг от друга, минимизировать связи меж ними. Мысли оные были признаны старшим братом крамольными; гневная, обличающая тирада его завершилась неожиданными словами о том, что зря до сих пор не нашёл он своего места в рядах сторонников Гриндевальда. Оставивши сей выпад без ответа, Уве и Хейнрих, как показало время, лишили себя последней возможности что-либо сказать Эльмару в принципе: той ночью он покинул дом, и более ни отец, ни брат его не видели.
Вынужденный после похорон Майи восполнять пробелы в знаниях о политической обстановке в немецкой части магического сообщества, Хейнрих, к ужасу своему, обнаружил, что, вестимо, скоро грянет оно: «верхи» не могли управлять, а «низы» — жить по-старому^[2], противоречия меж ними достигли своей крайней точки, и... всё это, в конечном итоге, как и предполагалось, вылилось в захват Гриндевальдом Министрества в 41 году, выход Германии из Международной Конфедерации Магов, что не оставило Герстле никакого другого выхода, кроме как покинуть родную страну и перебраться в Новый Свет — там хотя бы дышалось свободнее.
Эдакого диссидента Америка приняла радушно, как и любого другого политического эмигранта, впрочем: у Хейнриха, в общем и целом, не было проблем ни с жильём, ни с работой. Разумеется, на некоторое время после приезда проверки (как завуалированные, так и не очень) стали неотъемлимой частью серой будничности Герстле, однако, должно быть, так и не найдя, к чему придраться, спустя пару месяцев власти несколько понизили степень контроля над пришельцем, а немец, — удивительно! — сдав все пароли и явки, получил место советника при американском филиале МКМ. Кардинальная смена рода деятельности далась Хейнриху, бывшему весьма слабо знакомым с миром политики прежде, нелегко, но Герстле жаловаться не привык. По тёмным подвалам Берлина, где кипела научная работа, скучал недолго — водоворот новой жизни захватил его, открыв недоступные доселе возможности. Таковой оказалось и вступление в «Resistance» — проправительственную организацию, ведущую борьбу с режимом Гриндевальда в северо-восточной Европе. Страстно желая быть полезным, облегчить совесть (которая всё никак не могла успокоиться и прошлое перестать бередить), без сомнений присоединился к структуре; новое командование зачисляет его в отряд расследований. Скрупулёзное тактическое планирование и организация разведывательных операций, вычисление полит. преступников, анализ политической ситуации вне и внутри страны — то, чем теперича на досуге и занимается герр Герстле.

[1] — имеется ввиду Хрустальная ночь, или Ночь разбитых витрин — погром (серия скоординированных атак) против евреев во всей нацистской Германии и части Австрии 9—10 ноября 1938 года, осуществлённый военизированными отрядами СА и гражданскими лицами, считающийся «началом» холокоста. Среди немногих жертв (91 человек, по данным британского BBC) оказалась и Майя, совсем не вовремя вышедшая на улицу осеннего Нюрнберга;
[2] — вспоминаем батюшку Владимира Ильича и его признаки революционной ситуации.

       мелочи, занятные особенности и то, о чём непременно стоит сказать:
— дилемма есть совершенно нормальное состояние души немца вот уже последние несколько лет. Теряется между: а) послать, в конце-то концов, к драккловой матери всех этих лукавых и скользких сослуживцев, б) потерпеть ещё немного. Выбор, благо, всегда за последним, однако, как видно, бывшему учёному в неустойчивой и сомнительной среде джентельменских договоров живётся нелегко;
— Хейнрих — человек высоких моральных принципов (верховенство закона, признание морали и совести главными мерилами нравственности etc.). Убеждения эти, впрочем, и ему самому — судьба показала — как кость в горле. Образ мысли в своё время стал причиной разлада с братом, а после — основанием для эмиграции;
— упомянутая совесть имеет огромную власть над Хейнрихом, а потому кончина Майи — предлог для постоянных внутренних монологов на тему «а верно ли?». Вроде бы, в чём же сомневаться: всё решения Герстле соответствуют принципам, коих он придерживается. Ан-нет, совесть гложет неотмщение: погубившие сестру так и не оказалась наказаны;
— его верность «Resistance», несмотря и вопреки, не поддаётся никаким сомнениям: только их курс правильный, только эту политику и эти меры достойный человек может поддерживать;
— несмотря на кажущуюся закрытость и прежний затворнический стиль жизни, с лёгкостью идёт на контакт с окружающими людьми независимо от их происхождения, статуса и области профессиональной занятости; да, другом не станет после первого знакомства, но установленную связь поддерживает и, по возможности, использует во благо собственных целей;
— поразительно работоспособен; практикует депривацию сна и благодаря тому выкраивает ещё больше времени для продуктивной профессиональной и легально-подпольной деятельности своей;
— пить будет, но курить не бросит. А коли шутки в сторону, то ни одна из пагубных привычек ещё не переросла в опасную зависимость: шот огневиски «опрокинет» только имея повод, расходует стабильно пачку сигарет в день.

       навыки: 
— неплохо (чего лукавить, куда лучше, чем большинство) подкован в знаниевой сфере: теоретик и практик, бывший учёный, как никак. Основные области познания — Трасфигурация и Боевая Магия. В сочетании с аналитическими способностями, прогностическими умениями и задатками стратега именно научное прошлое и оказалось тем самым, что вызвало в нём интерес «Resistance»;
— память (любая: долговременная и кратковременная, на лица и имена etc.) развита на достаточном уровне, чтобы удерживать в голове все необходимую для законной работы и полулегальной службы знания, а также пополнять их по мере надобности;
— говорит на двух языках: английском и немецком; остальные, разумеется, становятся подвластны с помощью магии.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

       Связь с вами:  жду писем в 24/7 как в ЛС, так и на почте; социальными сетями не вижу смысла делиться: появляюсь там варварскими набегами, потому едва ли таким образом можно до меня докричаться.

Отредактировано Heinrich Gerstle (2016-12-04 14:15:31)